Тайна - [77]

— Ну знаешь! — возмутилась Зося, искоса взглянув на Павла. Павел захохотал.

— Ладно уж, я оглох, ничего не слышал, только не делайте из меня идиота. Кроме того, всякий имеет право влюбиться в мою мать — законов на сей счет нету. Я догадываюсь, о ком речь, такая маленькая гнида. Он, пожалуй, из тех, кто обо всем осведомлен, да на всякий случай не говорит. Неважно, я сам все разузнаю.

Зося слушала поначалу спокойно и вдруг сорвалась.

— Что это значит? Что ты разузнаешь? Павел, я не желаю, чтобы ты вмешивался!

Ну вот, еще ссоры не хватало. Я призвала на помощь всю свою логику и напомнила Зосе, что Павел вмешался с самого начала и это по его милости мы попали на окольные тропки, ведущие в буераки и трясину. Умница, молодец, кроме того, год как живет самостоятельно и справляется не хуже, чем мы обе вместе взятые. Не знаю, как выяснит, уверена, через молодое поколение… Павел кивнул с довольным видом.

— Правильно, через Адама…

Зося не выдержала, облаяла нас обоих, но скорее так, для острастки, без убеждения, чтобы разрядить эмоциональное напряжение. Я оставила им один экземпляр газеты, второй взяла обратно — достать сейчас «Трибуну» не было никаких шансов, а марки требовалось высушить. И вымелась от них — времени и так мало.

От дверей в квартиру меня окликнул Януш.

— Что случилось? Я ведь еще слышу твои разговоры. Ждал твоего возвращения, ты же пулей вылетела из дому, что за открытие?

Я показала газету.

— Пожалуйста, вот портрет шефа мафии. Товарищ Анастазий Сушко. Зося и Павел его тоже узнали, я тебе говорила о нем, слово «шеф» сказано было лишь однажды, но и того довольно. Я уже чувствую ситуацию!

Януш посмотрел, прочел надпись под снимком, помолчал.

— Порядок. Я тоже чувствую. Проверю все. Только умоляю, не говори об этом у себя дома!

— Самоубийства не планирую. Зато хотелось бы знать, когда демонтируется это тайное прослушивание. Или сделано на совесть, так просто не демонтируешь?

— Не думаю. Однако придется подождать… Ты не знаешь этих людей!

— Не скажи, малость познакомилась с ними. Что будет? Посадят их наконец или нет? Сбегут? Переквалифицируются снова в этаких благодетелей общества? Поверят, что я возлюбила их больше жизни или у меня амнезия началась? Чего мне ждать?

Ни на один из вопросов я не получила ясного и логичного ответа. Чертова тайна снова запаскудила мне жизнь…

* * *

Информацию о товарище Сушко я получила в рекордном темпе с трех сторон. Особенно отличился Гутюша.

— Дела на них есть, то есть досье всяческие, — оповестил он меня с удовольствием, бросая в автомат по одному жетону. — Черт, и что мне делать с этой одной парой, дубль явно все сожрет. Они угадали, это полная вошь. Смотри-ка, пробил!..

— Перебрось на кредит, — посоветовала я нетерпеливо. — И что из этого досье ты узнал?

— Первое primo — он сменил фамилию, последние три года ходит Татаровичем. Второе primo — у него была жена, оказалось, сумасшедшая. На винтики в семействе экономия, травилась, будучи молодой панной, так и осталась с приветом, а этот ухажер ни бельмеса не раскусил. И женился, потому как ее дедок в Лодзи камни из мостовой выворачивал в девятьсот пятом году. Эта парочка одна может человека заколотить, куда полагается. — Гутюша, в гроб меня вгонишь ты! Говори как-нибудь связнее, хоть про эту лодзинскую мостовую!

— Ну, интеллектуальная кондиция жены перестала ему соответствовать, подобрал ей местечко в дурдоме в Творках, а она возьми и роди. О черт, масть же!.. На кредит. Он с ней развелся по-тихому, келейно, мышь под метлой в костеле. Ребенок тоже насчет винтиков сплоховал, остался с ней, потому как заартачилась, материнская истерика в ней взыграла, несмотря на сумасшествие, а может, именно потому. Алименты ради святого покоя платил ей через курьеров, у него уже времена наступали потруднее малость. Она из Творок сбежала, хотя ее никто не преследовал, всякие разности в свою биографию вносила, а сорванцу папочку специально показывала — как ей это удалось, ума не приложу, я пока не спятил, логику набекрень не знаю. А вот через минуту-другую и впрямь спячу, ежели эта скотина не станет платить.

— Мой автомат тоже не дает, я же не жалуюсь. Отсюда вывод, ты был прав, ребенок увидел там папашу…

— Это не я прав, а мои приятели. Так вроде выходит.

— А что он теперь делает?

— Сидит в углу, будто его и нету. Нацепил маску, работает в управлении жилыми зданиями, не ориентируюсь, как и что, все равно ничего там не делает. Живет в доме на Рацлавской, теперь оказалось, унаследовал его от предков. Предки прошли морфологию, и камни из лодзинской мостовой их уже никак не касаются, они всегда были за собственников. И достояние им вынь да положь. А про предупреждение это ты говорила или Пломбир?

Сперва я расшифровала, что морфология означает метаморфозу, затем впопыхах переключилась на другую тему.

— Пломбир. А что?

— Пузан здесь сидит. Пока живой. Я в спину ему тихонечко сказал, что сморчок наоборот, так он чуть с табурета не свалился. Не в курсе, видать.

Я вздохнула свободнее.

— Хорошо сделал, меня выручил. А о товарище Сушко все?

— В принципе все, нам ведь его медали ни к чему? Когда война кончилась, ему было два года, ну и партизанское прошлое приделать оказалось хлопотно. Такая тихая гнида он, что никто ничего о нем не ведает, они мне не хотели верить, когда рассказал. Кабы тебя не понесло в подвал, ничего бы не вышло на свет Божий, ну, и кабы не ребенок, но про тебя он не догадывается, а за ребенком охотится.