Разговор велся по-русски. Мистер Пигастер неторопливо жевал плов, запивал чаем, равнодушно поглядывал в окно. Там по узкой мощеной улице караван навьюченных верблюдов осторожно пробирался мимо стоящих у подъездов легковых и грузовых машин.
Верблюды вытягивали длинные шеи и протяжно ревели; гортанно покрикивали смуглые погонщики, одетые в яркие халаты и высокие войлочные шапки. За плоскими желтыми крышами виднелись поросшие лесом склоны невысоких гор, а над ними яркое синее небо.
— Прошу извинения, господа, — обратился по-английски к Тумову Пигастер. — Когда и как мы можем двигаться дальше? Мы должны спешить. Очень спешить..
— Предлагают хоть сейчас, — сказал Тумов. — Но мне кажется, нам следует передохнуть и выехать завтра утром.
— На чем мы полетим? — прищурился Пигастер.
— А мы не полетим, — пояснил Тумов, наливая себе холодного айрана. — Мы поедем на грузовиках, потом на верблюдах, потом на лошадях и, в заключение, пойдем пешком.
— Вы, конечно, шутите.
— Даже в мыслях не имел…
— Тогда я протестую, господа, категорически протестую. Это перечеркивает все планы. Нужны самолеты, вертолеты, вездеходы. Да, господа, если у вас их нет, Америка может доставить все это через два — три дня.
— Я в отчаянии, мистер Пигастер, что вас так расстраивает способ передвижения, — вмешался по-английски Очир. — Я в отчаянии и от того, что ваши американские самолеты и вертолеты, которые, бесспорно, очень хороши, будут здесь в Гоби так же беспомощны, как и наши. Гостеприимство не позволяет нам идти на риск. Мы не можем позволить, чтобы хоть один волос упал с головы кого-либо из членов высокой комиссии.
Тумов чуть заметно подмигнул Озерову, поглядывая на лысину Пигастера.
— Там, на далеком юге, — продолжал Очир, — лежит пустыня, окружающая пустынные безлюдные горы. Там нет поселков, нет даже стойбищ, нет складов горючего, нет аэродромов. Постоянные ветра и бураны необычайно затрудняют посадку самолетов и делают невозможным использование вертолетов.
— Самолеты и вертолеты летают даже в Антарктике, — заметил Пигастер.
— Летают и здесь, когда нет иного выхода, — спокойно сказал Очир. — Конечно, можно было бы подыскать посадочную площадку и оборудовать ее для приема экспедиции. Но на это потребуются еще недели. И даже добравшись самолетом к подножию Адж-Богдо, все равно придется ждать там прибытия лошадей. А на машинах комиссия доберется за пять — шесть дней. В наших краях машина и лошадь надежнее самых новейших самолетов, господа.
— Решено, — громко объявил Тумов. — Едем на машинах. Голосую!
Кто за?
Пигастер ослепительно улыбнулся.
— Вижу, что остался в меньшинстве. Свой протест сегодня вечером вручу в письменном виде.
* * *
Шестой день пробивался караван машин на юго-восток, к подножию далекого Адж-Богдо. С помощью саперов были пройдены крутые уступы Тамч-Даба, хотя мистер Пигастер на каждом привале твердил, что перевала они не возьмут и только напрасно теряют драгоценное время. Когда цепочка машин поднялась на перевал и путешественники увидели красно-оранжевое солнце, выплывающее из-за пыльной мглы бескрайних пустынь, Тумов сказал американцу:
— Ну вот, все в порядке. Осталась меньшая половина.
— Надо еще спуститься, — сухо заметил Пигастер, кутаясь в меховую куртку. — Интересно, какая здесь высота, мистер Тумов?
— Пустяки. Всего две тысячи семьсот пятьдесят метров над уровнем моря. Ровно на километр ниже, чем гребень Адж-Богдо.
Пигастер покачал головой, но ничего не сказал. После отъезда из Кобдо он улыбался все реже.
К вечеру машины спустились с перевала.
Впереди лежали желтые плато Барун-Хурая. Далеко на юго-востоке, за грядой невысоких возвышенностей, которые едва проступали на горизонте, была Заалтайская Гоби. Обжигающий ветер гнул к самой земле пучки высохшей травы. Пыльные смерчи поднимались высоко в воздух на пустынных увалах и исчезали, как призраки. Низкое солнце тускло светило сквозь пыльную завесу. Невидимый песок колол лицо и скрипел на зубах.
Из кабины первой машины вылез молодой круглолицый монгол в ватнике и фетровой шляпе с ремешком у подбородка — геолог Батсур, доцент улан-баторского университета; пригибаясь на ветру, подошел к Озерову.
— Где-то здесь должно быть стойбище аратов, — начал он, стараясь перекричать свист ветра. — Станем на ночлег возле них…
— Араты здесь за перевалом, — удивился Озеров, с каких пор?
— Пробуют осваивать пустыню, — усмехнулся Батсур. — Уже несколько лет приходят со стадами к подножию южного склона хребта, но туда, — он указал на юг, — далеко не заходят. Жмутся к горам. А там, в Гоби, кое-где есть хорошие пастбища. Боятся чего-то. Не хотят идти на юг… Это стойбище последнее; больше людей не встретим.
Машины покатились дальше по сухому руслу потока, стекающего ранней весной с южного склона хребта. Русло, сложенное мелкой галькой, напоминало широкую проселочную дорогу и подобно проселку причудливо извивалось среди невысоких красноватых и черных скал. Местами в защищенных от ветра уголках попадались чахлые кусты остролистного тамариска. Редкие метелки эфедры покачивались на склонах. Уже темнело, когда впереди у подножия невысокого плато заблестели огни костров.