Тайна горы Сугомак - [25]
Была Змеят красавицей отменной. Толстая коса тяжелым ручьем по спине текла. Походила дочка Сартабана на стройную камышинку, которая беспрестанно от ветра гнется. Весь день уходил у Змеят на то, чтобы сарафаны менять. Сядет, бывало, перед зеркалом горного ключа и примеркой займется. То черный сарафан оденет, то серый. А то узорчатый, где узор с узором крест-накрест переплетаются.
Правда, у Змеят иногда и другое заделье находилось. С малолетства любила всякую живность мучить. Лягушку поймает — лапы ей оторвет. И любуется, как та в смертных муках корчится. Птичье гнездо отыщет, в котором птенчики крохотные пищат, и тоже поступит с ними по-злому: огонь разведет и примется тех птенчиков живьем поджаривать.
Знал бы старик Сартабан, что под красотой дочери скрывается, может быть, сразу и растоптал Змеят, как гадюку. Но родительская любовь зачастую слепа. На детей, как на солнце, глядит. Да разве о чем-то плохом, любуясь дочерью, мог подумать старик Сартабан?
Младший же сын Сартабана трудолюбием отца радовал. Рыболовные снасти готовить помогал. За жилищем вместо сестры ухаживал. Короче говоря, определяясь по нашим временам, домашнее хозяйство на Ужоте держалось.
Однажды пронесся над уральской землей редкостный ураганный вихрь. Старика Сартабана со старшим сыном дома не было. Охотились они где-то в горах на дикого зверя. А Ужот с сестрой около жилища в камушки играли. Подхватил брата с сестрой черный вихрь и унес далеко-далеко от родимых гор. Опустил их с облаков на землю в незнакомом таежном урмане. Стали брат с сестрой до родных мест добираться. По горам да каменистым падям день и ночь шагают. Питаются, чем придется. То ягодой лесной, то кореньями да травами съедобными.
Долго добирались до родимых мест. Исхудали оба. Обессилели до невозможности. Но вот впереди остроконечные шиханы засинели. Запахом людского жилища и дымом потянуло. Вскоре до дому один хороший переход остался. Но окончательно выбились они из сил. От голода так ослабли, что от легкого ветерка качает. Упали на зеленую траву и лежат. Обоих крепкий сон сморил.
Вперед брата проснулась Змеят. От усталости подняться не может. Лежит на траве и на спящего брата глядит. А брат спит, и на исхудалом, изможденном лице счастливая улыбка блуждает. Видно, снился ему хороший и ласковый сон. Может быть, румяное пламя домашнего очага да прищур добрых и мудрых отцовских глаз. Доверчивая улыбка спящего брата и разожгла в душе сестры жестокую мысль. А тут еще кинжал ткнул в бок рукояткой. Да от голода резкая боль в желудке окончательно разум затмила.
Поднялась Змеят на колени. Выхватила из ножен острый кинжал. И с размаху два раза в шею брата всадила. Не проснулся больше Ужот. Сонный смерть принял. В два ручья хлынула на землю горячая алая кровь. А Змеят жадными губами к ранам припала и давай торопливо глотать братову кровь.
На высокой горе происходило это страшное дело. В этот момент и нашли их старик Сартабан со старшим сыном. На короткий миг окаменели оба от ужаса. Не было еще в роду племени такого убийства. И, глядя на кровь, которую глотала его дочь, произнес Сартабан два проклятья. Зашелестела, как жесть, лесная трава и вместо Змеят-красавицы поползло по земле узорчатое тело гадюки. Убитый же сестрою брат в черного ужа превратился. А раны на шее двумя желтыми пятнышками запеклись.
С тех далеких пор сделался уж беспощадным врагом гадюки. А старик Сартабан с сыном Сартабаном с высокой горы в разные стороны прыгнули. Чтобы страшную весть и личное горе до племени не донести. И там, куда они на землю упали и насмерть разбились — два озера засияло. Два Сартабана — Большой и Малый.
САМАРАТКИНО СВАТОВСТВО
В старину завод от завода леса разделяли. И в каждом заводе от людской темноты да невежества драки вспыхивали. Улица на улицу стенкой драться ходили: семейные мужики силой да удалью похвалялись, парни же больше из-за девок кулачные бои устраивали.
Вот и случилась одна из таких драк в Каслинском заводе в троицу. Хотя троица — праздник отменный. Стариками почитался. И дракой этот праздник отмечать за большой грех считалось. Начал же ее Самаратка.
У Самаратки отец удачливым купцом был. Весь Нижне-Кыштымский завод ему кланялся. А сынок только и знал, что отцовское состояние прожигать.
В Каслинском заводе Самараткиной родни, как на таежной вырубке пней. Но когда драка началась, никто из них Самараткину сторону не принял. Вся родня знала, что если Самаратка драку разожжет, то своих дружков под удар поставит. Сам же в момент потасовки за спины парней нырнет и скроется. Самараткиных-то дружков до полусмерти изобьют. Самаратка же невредимым останется. Потом на вечерках перед девками будет похваляться:
— Вот, дескать, какой я ловкач. Целое светопреставление закатил. Даже сам рад.
За бесконечную похвальбу да трусость он и получил прозвище Самаратка.
В Кыштыме про Самаратку говорили:
— У мастерового не звякнет и полушка, а у этого лоботряса для дармоедов кормушка.
Любил он от безделья по чужим поселкам таскаться. С собой ватагу возил. Всякий варнацкий сброд подкармливал, для кого драка и свара в удовольствие. Ватажка-то у Самаратки была порядочной. Голов тридцать дармоедов.
