Тайна «Голубого поезда» - [57]

— Для меня это новость, — заметил Пуаро.

— О, она подметки на ходу рвет. Говорят, из-за нее молодой Кеттеринг убил свою жену. Я, правда, не знаю, не уверен. Однако он в тюрьме, а она вроде бы очень довольна. Говорят, носит рубин размером с голубиное яйцо. Сам я голубиные яйца никогда не видел, но боюсь, что все это игра воображения.

— Рубин размером с голубиное яйцо! — Глаза Пуаро заблестели зеленым светом. — Интересно!

— Я знаю это от одного приятеля, — продолжал мистер Аарон. — Но ведь люди часто преувеличивают. Все женщины одинаковы: вечно болтают про свои драгоценности. Мирель хвастается, что на этом камне лежит проклятие. Кажется, она называет его Огненное сердце.

— Но насколько мне известно, — вставил Пуаро, — рубин Огненное сердце — центральный камень в ожерелье.

— Видите? Я же говорю, что женщины вечно врут про свои драгоценности. А у Мирель всего один камень, надетый на платиновую цепочку. Десять к одному, это — стекляшка.

— Нет, — мягко произнес Пуаро, — я не думаю, что это стекляшка.

Глава 32. Катарин и Пуаро обмениваются новостями

— А вы изменились, мадемуазель, — сказал Пуаро Катарин. Они сидели друг против друга за столиком вдвоем. — Да, вы изменились. — повторил он.

— В чем?

— Мадемуазель, это трудно передать.

— Я стала старше.

— Да, вы стали старше. Но я не имею в виду морщины и все такое. Когда я впервые увидел вас, мадемуазель, вы изучали жизнь со стороны. У вас был спокойный, довольный взгляд человека, который всего лишь наблюдает за игрой.

— А теперь?

— Теперь вы уже не наблюдатель. Может быть. то, что я сейчас скажу, абсурдно, но сейчас у вас взгляд человека, который сам включился в трудную игру.

— С моей старой леди не всегда просто, — с улыбкой сказала Катарин, — но уверяю, это не смертельная схватка. Вы должны приехать к нам и познакомиться с ней, месье Пуаро. Полагаю, что именно вы сможете по достоинству оценить ее мужество и силу духа.

Они молчали, пока официант расставлял блюда. Когда он исчез, Пуаро сказал:

— Помните, я рассказывал о моем друге Хастингсе? Он как-то назвал меня улиткой. Eh bien, мадемуазель, вы меня превзошли.

— Ну что вы, какие пустяки, — беззаботно сказала Катарин.

— Эркюль Пуаро никогда не говорит пустяков, поверьте.

Они опять замолчали. Потом Пуаро прервал тишину:

— Вы виделись с кем-нибудь из своих ривьерских друзей с тех пор, как вернулись в Англию?

— Только с майором Найтоном.

— Вот как?

Катарин заметила, что его глаза на миг блеснули.

— Значит, мистер Ван Алдин в Лондоне? — продолжил Пуаро.

— Да.

— Постараюсь увидеть его завтра или послезавтра.

— У вас есть для него новости?

— Почему вы так решили?

— Просто интересуюсь, вот и все.

Пуаро пристально посмотрел на нее мерцающим взглядом.

— Вижу, мадемуазель, что вам о многом хотелось бы меня спросить. Почему бы и нет? Разве происшествие в Голубом поезде — это не наш общий roman policier?

— Да, я хотела бы спросить вас кое о чем.

— Eh bien?

Катарин посмотрела на него с внезапно вспыхнувшей решимостью.

— Что вы делали в Париже, месье Пуаро?

— Я нанес визит в русское посольство.

— А!

— Вижу, вам это ни о чем не говорит. Но не буду улиткой. Нет! Я выложу свои карты на стол, то есть сделаю то, чего улитки не делают никогда. Надеюсь, вы догадываетесь, что я не удовлетворен обвинением, выдвинутым против Дерека Кеттеринга?

— Это-то меня и удивило. Я полагала, вы закончили это дело тогда, в Ницце.

— Вы не говорите всего, что думаете, мадемуазель. Но я вам прощаю. Это благодаря моему… расследованию… Дерек Кеттеринг оказался там, где он сейчас. Если бы не я, в преступлении был бы обвинен граф де ла Роше. Eh bien, мадемуазель, я не жалею о том, что сделал. У меня была одна цель — узнать правду, и мое расследование привело прямо к мистеру Кеттерингу. Но закончил ли я на этом? Полиция считает, что да, но я, Эркюль Пуаро, не удовлетворен. — Он запнулся, потом продолжил: — Скажите мне, вы не связывались с мадемуазель Ленокс?

— Она прислала мне короткое письмо. Думаю, немного досадует на меня за то, что я вернулась в Англию.

Пуаро кивнул:

— Я говорил с ней в тот вечер, когда арестовали месье Кеттеринга. Во многих отношениях это был очень интересный разговор.

Он снова замолчал, и Катарин не нарушала течения его мыслей.

— Мадемуазель, — наконец заговорил он, — сейчас я нахожусь в затруднительном положении. Объясню вам почему. Мне кажется, есть некто, кто любит Дерека Кеттеринга, — исправьте меня, если я ошибаюсь, — и для ее спокойствия — да, да! — для ее спокойствия я надеюсь, что прав я, а не полиция. Вы знаете, о ком идет речь.

Катарин ответила не сразу:

— Да, думаю, знаю.

Пуаро наклонился к ней.

— Я не удовлетворен, мадемуазель, нет, я не удовлетворен. Факты, неопровержимые факты указывают на месье Кеттеринга. Но есть одна вещь, которая полностью выпадает из картины преступления.

— Что именно?

— Изуродованное лицо жертвы. Тысячу раз, мадемуазель я спрашивал себя: «Мог ли такой человек, как Дерек Кеттеринг, совершить чудовищное зверство после убийства? С какой целью? По каким причинам? Соответствует ли это темпераменту Дерека Кеттеринга?» Ответы на эти вопросы меня совершенно не удовлетворяют. Снова и снова я возвращался к вопросу: почему? И помочь в его решении мне может единственная вещь. Вот эта.