Тайна голубиного пирога - [25]

Потом махараджа предложил показать ей ананасы – плод болезненного пристрастия главного садовника к тепличной выгонке растений. Они долго ходили вокруг фрукта, который девушка никогда прежде не пробовала. Блестела редеющая шевелюра махараджи, смазанная чудодейственным препаратом для укрепления волос, тускло-коричневые кудряшки были наскоро сколоты булавкой.

Голова девушки закружилась от жары и сладкого аромата. Махараджа усадил служанку на скамейку и коснулся ее руки. Вскоре он уже гладил ее повсюду, придя к выводу, что плод вполне созрел. Сразу попав под гипноз этого пахнущего благовониями человека, служанка ощущала, как его пальцы с наманикюренными ногтями ползут вверх по ее чулку, залезают в панталоны, щупают мякоть ее бедра. Щеки девушки раскраснелись от этих нежных прикосновений, их губы встретились, и все внешние приличия вмиг испарились.

Дикобраз поднял свои иглы, испуганный экстатическими хрипами, и три перезрелых ананаса упали на землю вместе с последним страстным усилием махараджи.

Каждое следующее утро, приходя чистить обувь и ножи, Мод Поссе тайком пробиралась в оранжерею для встречи со своим повелителем. Когда она уходила, на земле оставалось такое множество битых фруктов, что миссис Уилсон начала жаловаться на их нехватку для стола. Главный садовник, заподозрив в этом воров, заявил о своем намерении регулярно обходить дозором угодья.

В тот вечер махараджа, перехватив по пути спешившую на свидание с ним девушку, попросил ее ждать в конце дороги. Двухколесный экипаж привез их в Лаймхаус, район Ист-Энда. Здесь, в лавках с китайскими названиями, продавался корень имбиря, напоминавший распухшие руки, и бутылочки с лекарствами, для изготовления которых убивали невиданных животных.

Экипаж остановился у опиумного притона, где выстиранное белье какими-то отвратительными знаменами свешивалось с окон верхних этажей. Они прошли мимо прилавка со множеством сортов табака и медными весами, направляясь в заднюю комнату, отгороженную грязным одеялом. Лежащие вокруг завсегдатаи даже не шелохнулись при появлении дородного индийца в шикарном костюме с Сэвил-роу[16] и совсем юной девушки в поношенном корсаже с чужого плеча, не доходящем до верха юбки.

Единственным, кто обратил на них внимание, был китаец, перемешивавший какое-то зелье в кастрюле, используемой для приготовления опиума. Махараджа сунул несколько монеток в его покрытую пятнами руку, и парочка поднялась по лестнице на верхний этаж, где они устроили любовное гнездышко в комнате, в которой не было ничего, кроме сундука, принадлежавшего моряку, так и не вернувшемуся, чтобы его забрать.

Махараджа разостлал на полу найденный здесь же кусок шелка, переложил на подоконник раковины, которые пропавший моряк собирал для своей жены. Индиец и его подружка наслаждались друг другом, не обращая внимания ни на шум доков за окном, ни на дурманящий запах, проникавший в их каморку сквозь доски пола.

Недели плавно перетекали в месяцы, и они наконец сумели выразить свою любовь словами, удивляясь тому, что эти слова означали. И тогда махараджа извинился перед своей возлюбленной за эту неряшливую обстановку и предложил Мод Поссе перебраться в отель. Но девушка отказалась, предпочтя остаться в этой комнате, стены которой пестрели надписями на неизвестных ей языках. В них звучало страстное томление по возлюбленным, оставшимся на далеких берегах.

Когда коронер спросил Мод о том роковом дне, она объяснила, что, совершив примерно половину своих обычных движений, махараджа внезапно остановился и рухнул на нее. Служанка ткнула его в ягодицы, но никакой реакции не последовало, а когда она попыталась выбраться, поняла, что пригвождена к полу. Вопли голодного младенца в соседней комнате заглушали крики девушки. Стук в пол наконец был услышан, и помощь пришла, когда костяшки ее пальцев были содраны в кровь. Вошедший в комнату китаец оттащил труп махараджи в сторону, а у нее все слезы уже были выплаканы.

– О чем вы думали, лежа под ним все это время? – спросил коронер, чье любопытство явно вышло за рамки приличий.

Всё жюри присяжных в едином порыве подалось вперед, а кто-то из публики приставил к уху слуховую трубку, чтобы не упустить ни слова из сказанного этой девчонкой в разбитых башмаках.

– Что ему не надо было есть так много домашнего пудинга с джемом, – ответила она.

Коронер сделал все возможное, чтобы остановить последовавший за этим взрыв хохота, однако, когда порядок был восстановлен, ему все же пришлось объявить перерыв. Члены жюри вернулись в зал после нелегких раздумий, и старшина присяжных, прочистив глотку, объявил вердикт: смерть махараджи была вызвана естественной причиной.

Увы, этим дело не закончилось. Паб «Джордж» рядом с опиумным притоном был переименован в «Башмаки и ножи», торговцы экзотическими животными составляли длинные списки – внезапно появилось множество желающих купить дикобраза, а шеф-повар отеля «Савой» создал ананасовый торт с меренгами под названием «Толстый махараджа». Но еще больший ущерб репутации покойного нанесло неизбежное попадание этого сюжета в репертуар мюзик-холлов, где песни с обидной точностью передавали акцент индийца. Мелодии самых популярных из них напевали на верхних площадках омнибусов, в картинных галереях и даже в очередях у Английского банка. И через год еще можно было услышать хор гуляк, вываливающихся из паба в час его закрытия: