Тайна гибели Сергея Есенина. «Черный человек» из ОГПУ - [57]

Когда я стал работать журналистом в Москве, в редакции журнала «Чудеса вокруг света», то послал к черту все эти политические игры в честность и непорочность. Попробуй поборись, если ты — единственная блоха против целой своры лохматых псов. Но главной причиной моего малодушия была не боязнь за себя, а чувство бессилия: что бы я ни сделал, ничего не изменится. Ни-че-го. Амбиции испарились, а вслед за ними из жизни ушли надежда и радость. Исчез азарт, кануло в тартарары острое ощущение игры. Даже с розыгрышами было покончено. Я улыбнулся, вспомнив вечные неприятности с начальством из-за своих выходок. Взять хотя бы историю с анекдотом про дерево («Хрен в нос — какое дерево?»).

И вот, наконец, я окопался в московском журнале «Чудеса вокруг света» и стал кропать статейки на медицинские темы, искренне надеясь забыть былые неудачи.

Так продолжалось около четырех лет, в течение которых я много работал, еще больше — пил и старался не вспоминать прошлое. Потом я встретил Эдуарда Хлысталова — и все изменилось. И вот теперь я вовлечен не только в судьбу Есенина, но и в тайные игрища самонадеянных безумцев, чей единственный принцип — «цель оправдывает средства». Их цель! По необъяснимой прихоти судьбы Эдуард Хлысталов сорвал повязку с моей кровоточившей раны. Она снова начала гноиться и, возможно, дурно пахнуть, но я не ударился в бега — впервые с тех пор, как у меня, еще мальчишки, дух захватывало от природных ландшафтов Ботанического сада, регулярного парка Шереметьевской летней резиденции и, конечно же, ВДНХ.

Я застрял здесь, в этой пыльной, захламленной комнате, меня удерживало какое-то странное наваждение: фигура Есенина, властные требования полковника МВД СССР, людей в черном, галлюцинации перед зеркалом в ванной комнате и, наконец, симптомы какой-то таинственной болезни. Я расхохотался при мысли, что, возможно, на этот раз я влип во что-то такое, от чего не сбежишь и не спасешься, — это мне придется перетерпеть по полной программе.

Смех получился недобрым, колючим, — так мы веселимся, когда в комедии напыщенный болван падает, банально поскользнувшись на банановой кожуре.

Я сел, потянулся и перебросил ноги через подлокотник дивана. В голове гудело. Я огляделся. В комнате было три цветка в горшках — подарки сердобольных женщин из редакции журнала. Все растения погибали. Их не поливали несколько недель. Я встал, поплелся в кухню, принес воды в кувшине и полил цветы. Мне хотелось, чтобы они выжили. Я отдернул штору и выглянул во двор, увидел детскую площадку с песочницей, качели, карусели — весь тот стандартный набор, который был в каждом дворе любой застройки — сталинской, хрущевской или брежневской. И только вид уникальной Останкинской телебашни грел мне сердце, скорее всего, своей неповторимостью. Клочок сине-пресного неба навел на мысль: «Не пойти ли подышать воздухом — подальше от этого бедлама, от рукописей и воспоминаний?». Я усмехнулся: «Бегун на средние и длинные дистанции! Только и знаешь, как бы убежать от хаоса, в который превратил собственную жизнь, от страха, от самого себя. Цель — ничто, движение — все!».

Я не хотел этого больше. Просто устал. На столе лежала открытка от Хлысталова. Я взял ее. На открытке были изображены сжатые кисти рук — видимо, репродукция какой-то картины или фрагмента.

Я снова прочел слова: «…двое мужчин в черном. Они знают про рукописи. Берегите себя. Существуют и другие тексты, но они хранятся не у меня. Думаю, где-то должна быть зарыта та пресловутая "собака". Боюсь, что ваша жизнь в опасности…».

Я положил открытку на стол. Я уже знал, что никуда не пойду. Я сам превратил эту комнату в то, что она собой теперь являла. Я не понимал, что случилось со мной с того момента, как я встретил Эдуарда Хлысталова, но знал, что увяз по горло и придется стоять до конца, что бы ни произошло. На этот раз я постараюсь разобраться во всем — ради себя самого, ради давно ушедшего в мир иной поэта Есенина. В глубине души я всегда знал, что не вечно же мне придется куда-то бежать. Когда-нибудь мне выпадет Его величество Случай — остановиться и оглядеться по сторонам. И крепко задуматься обо всем… Господи, так почему это не сделать здесь и сейчас?

Внезапно меня охватила глубокая усталость. Я направился в ванную умыться.

Из зеркала на меня смотрел худой, изможденный человек с лицом землистого цвета и черными кругами под глазами. Я быстро отвел взгляд — просто не мог видеть свое отражение то ли сатира, то ли королевского шута.

Я должен вернуться к Эдуарду Хлысталову и узнать, куда теперь поведет меня Есенин. Я схватил телефонную трубку, набрал номер.

Ну, разумеется. Что же еще я мог раскопать? Я опустился на диван. Я чего-то ждал от этой книги. Она должна была дать мне нечто непреходяще-бесценное, возможно, мужество или хотя бы надежду, что все это когда-нибудь закончится. А может, я просто хотел убедиться, что бег мой уже завершен.

Едва коснувшись моего слуха, музыка слов захватила меня целиком, проникла в каждую клеточку тела; океан ответных эмоций, замешанных на юморе, хлынул сквозь меня, смывая на своем пути все преграды, разъедая мою плоть, мою кровь, мои кости, все мои мысли, все чувства. Моего тела — в привычном виде — больше не существовало. Его подхватила энергия или магия слов, диалогов и смешных мизансцен, имя которой — Есенин, закрутила в бешеном вихре, смяла, разорвала на части и принялась лепить заново, придавая ему все новые формы.