Тайна его глаз - [21]

– А когда я двигаюсь? Что тогда?

– Все, что двигается, на мгновение окружается ярким пламенем, и пламя это оставляет после себя кратковременный прерывистый след, похожий на огненное кружево.

– А прямо перед нами?

– Я вижу какое-то здание, прозрачно-лиловое. Углы, линии перекрещивания двух плоскостей значительно более ярко выражены, чем все остальное. Из остроконечных башенок вырываются целые пучки лазоревых огоньков, тогда как громоотвод выбрасывает огромный, неистощимый сноп голубых искр… Все эти синие и красные огоньки словно тают и обращаются в фиолетовые, а фиолетовые непрерывно стремятся обратиться в красные или синие, благодаря чему они все время колышутся… Что вы делаете?

Ваши волосы вдруг вспыхнули!

– Я только провел по ним рукой.

В другой раз я вам изложу, Бар, все то, что я излагал в свое время Прозопу, и расскажу о тех наблюдениях и выводах, которые он сделал при моем посредничестве. Я скажу вам об относительной прозрачности тел, пропорциональной их электропроводности; я скажу вам, что некоторые металлы кажутся мне кристальными, тогда как самое тонкое стекло часто является для меня совершенно непроницаемым, так что иногда я различаю стрелки на своих часах сквозь весь механизм, но не через стекло. Я расскажу вам о том электромагнитном ореоле, который окружает нас и в котором наше тело является лишь ядром электромагнитного поля, благодаря чему мы непрестанно сливаемся и взаимно влияем друг на друга. Я вам расскажу… Впрочем, мы дошли до Бельвю, а я хотел бы вам описать, как произошел мой побег. Вы знаете, сегодня ровно месяц, как я от них бежал.

Я страшно там тосковал. Мое заточение походило на смерть, и я потерял всякую надежду снова занять свое место среди живых людей.

Дом, в котором меня держали в плену, находился среди совершенно пустынной местности. Я уже давно убедился в том, что большинство его обитателей никогда его не покидают. Вообразите себе жизнь в хрустальном замке из более или менее окрашенного аметистового хрусталя: это будет, пожалуй, наиболее верным представлением. Мое зрение улавливало сквозь толщу стен малейшее колебание электрических волн. Так как каждый предмет содержит в себе некоторый заряд электричества, а каждое движение порождает электрический ток, я имел возможность наблюдать периодическое появление автомобиля, который затем вскоре снова уезжал. Благодаря ему, по-видимому, и поддерживалась постоянная связь между этим уединенным замком и как мне казалось – одним очень отдаленным местом, где были сгруппированы огромные количества светящихся точек. Автомобиль въезжал во внутренний двор замка по узкой дороге, огражденной с обеих сторон высокими каменными стенами. Стены эти окружали всю усадьбу двойным, неприступным кольцом и снаружи были еще обведены глубоким, наполненным водою рвом. Вот по крайней мере все те выводы, которые мне удалось сделать путем долгих наблюдений и обследований как из своей, расположенной высоко над землей, камеры, так и во время прогулок, которые я совершал ради здоровья по предписанию Прозопа во дворе крепости.

Обмануть бдительность моих стражников не представлялось ни малейшей возможности. Сломать запоры моей двери было также невозможно. Выскочить из окна – значило покончить жизнь самоубийством.

Я знал о своей тюрьме решительно все, что мог узнать при помощи своих чувств, но ничто не давало мне надежды на освобождение. Ухаживавший за мной слуга был по-прежнему безмолвен. Никого другого я не знал. Как-то ночью, когда полная неподвижность облегчила мне эту задачу, я сосчитал обитателей замка. Нас было тридцать человек, и, по-моему, их следовало подразделить следующим образом: двенадцать больных или пациентов, восемь докторов или инженеров; десять слуг – санитаров и электротехников. Тишина нарушалась лишь глухим гулом динамомашин. Они находились в подвальном помещении и испускали такой ослепительный свет, что каждая из них производила на меня впечатление искусственного солнца. Извергаемые ими флюиды выбрасывались вдаль в виде сияния паутинообразных кругов и нитей. По вечерам, в то время, когда зажигался электрический свет, вокруг меня воздвигалось какое-то парадоксальное строение из тонких раскаленных нитей электрических проводов.

– Извините меня, Жан, что я вас перебиваю, но скажите мне, что кажется вам более ярким: горящая электрическая лампочка или провод, по которому проходит невидимый для нашего глаза электрический ток?

– Вспомните, что я вам говорил относительно дня и ночи. Для меня это только оттенок… Итак, я продолжаю.

Как-то утром, около месяца тому назад, обычная тишина была нарушена донесшимися до меня звуками громкого разговора, и я различил в соседней комнате две стоявшие друг против друга человеческие фигуры: крупную фигуру Прозопа и маленькую фигурку, с менее развитым, чем у него, головным мозгом, несомненно, принадлежавшую приставленному для ухода за мной слуге.

Оба человека явно спорили. Но комнаты этого замка, по-видимому, были устроены так, что совершенно заглушали всякие звуки, потому что, несмотря на незначительность разделявшего нас расстояния, я улавливал лишь смутный прерывистый шум. Судя по их жестам, по их позам, по пробегающим по их нервной системе вспышкам, я мог судить о пылкости их ссоры. Сердце маленького человечка билось с характерной учащенностью.