Тайна его глаз - [20]

Он был прав. По-видимому я, неловко надавив на глаза, нарушил какое-то соотношение между ними и расстроил правильное взаимодействие. Теперь вместо одного призрачного Прозопа я видел двух, странно надвигавшихся друг на друга. Мои электроскопы косили.

Этот случай несколько охладил меня, и я понял, что все-таки обладаю некоторым относительным счастьем, которым меня против воли, насильно облагодетельствовали. Мне стало не по себе от мысли, что я могу потерять и это второе, необычайное зрение, которое все-таки хоть отчасти было способно заменить мне мои природные глаза. Но чувство собственного достоинства помешало мне сказать Прозопу об этом и просить у него помощи. Я надеялся, что мое косоглазие пройдет само собой, и, к счастью, мои надежды оправдались. Спустя несколько часов нарушенная согласованность электроскопов восстановилась без всякого внешнего влияния.

Прозоп, раздраженный проявленным мною упрямством, предоставил меня самому себе, и я мог на досуге предаться изучению того нового облика, который принял в моих глазах старый мир.

В то время я фактически был способен различать еще очень немногое, да и то смутно, в особенности по сравнению с тем, как различаю теперь. Я должен вам сказать, что мои электрические глаза с того самого момента, как их ввели в мои глазные впадины и включили в неразрывную связь с организмом, неустанно продолжают приобретать все большую и большую восприимчивость и чуткость. Но в тот вечер все то, что я был в силах уловить, вырисовывалось на совершенно темном фоне. Это слегка напоминало ночную праздничную иллюминацию, когда дома выступают из окружающего их мрака в виде огненных очертаний и когда от них получается лишь общее впечатление светящейся массы… Кроме того, я еще не умел определять глубины, не чувствовал перспективы. Все линии казались мне отстоящими от меня на одинаковом расстоянии и помещавшимися в одной вертикальной плоскости. Как я уже говорил, они казались мне начерченными на черной доске. Так как я видел все в новом свете, то все предметы приобрели в моих глазах новый, часто неузнаваемый образ. Вначале я различал лишь их кажущийся размер, не будучи в состоянии определить фактической разницы в их величине или относительной дальности расстояния, отделявшего их от меня.

При всем том этот крайне слабо доступный моему восприятию электрический мир представлял собой обязательное для меня световое зрелище. Я не имел возможности оградить себя от него при помощи плотно сомкнутых век: они все равно пропускали электромагнитные лучи. Я был обречен беспрестанно видеть перед собой эти беспощадные огоньки, то ярко вспыхивающие, то угасающие. И эта необходимость непрерывного их восприятия становилась все более утомительной. Иначе говоря, я был лишен возможности заснуть.

Вот этим-то и воспользовался этот дьявол в человеческом образе, Прозоп, для того, чтобы побороть мое упрямство.

Он победил меня сном.

После трех дней бессонницы световая фантасмагория так усилилась, что я не мог терпеть далее… И Прозоп купил тогда у меня обещание рассказать ему то, что я вижу, ценою плотных, непроницаемых очков. Они были сделаны из наложенных друг на друга различных изоляторов, из которых каждый исполнял свое особое назначение. И, в конечном итоге, сквозь эти очки прекращался доступ каких бы то ни было лучей.

Прежде всего я выспался. Затем, верный своему обещанию, рассказал ему все.

Прежний мрак теперь уже рассеялся. Наступило какое-то всеобщее просветление. Это было просветление не равномерное, а чередующимися между собой зонами, то яркими, то бледными, как небо на рассвете. Все, что окружало меня, представлялось мне в виде какого-то всепроникающего дрожащего и волнующегося светоизлучения, цвет которого постепенно менялся от совершенно синего до самого ярко-красного, со всеми промежуточными оттенками фиолетового цвета, какие только можно себе вообразить. В сущности преобладали именно фиолетовые тона; красный цвет был доминирующим на небе, а синий на земле. Между ними происходил непрестанный обмен, непрерывное движение флюидов. Эти громадные волны непрерывно пересекались и внедрялись друг в друга, а среди них отдельные световые диски производили впечатление беспредельных пятен, дрожащих от происходящих в них центробежных колебаний. Сквозь громадную толщу земного шара, пропускающего световые лучи, я различал – как мне казалось, значительно ниже горизонта – ядро одного из таких очагов; оно напоминало собой целый костер воспламенившихся сапфиров, и мои электроскопы проявляли чрезвычайное стремление обращаться именно к нему.

– Это магнитный полюс, – сказал мне Прозоп. – Остальные световые диски – электромагнитные поля. Ну, а что вы видите перед собой, Лебри?

– Нижние этажи дома – слегка окрашенные горизонтальные плоскости, как тончайшие слои тумана. Кто-то спит в комнате под нами…

– Ну, а еще ниже? Земля, планета?

– Пропасть, полная дымчатых завес, из которых самые густые испускают наиболее яркий свет… Эти флюиды главным образом сосредоточены на поверхности земли.

– Само собой разумеется. А вокруг нас? Лес, например?

– Бледный мох, персикового цвета, почти неуловимый… Как странно! Этот мох вдруг озарился светом, по нему пробегают вспыхивающие огоньки, он колышется, становится совершенно явственным… Это, должно быть, подул ветер, не правда ли? Все кругом тускло мерцает. Вдоль стен тянутся какие-то фосфоресцирующие облака. Самый воздух наполняется слабо светящимися струйками. Я вижу ветер.