Тайна древлянской княгини - [3]

У Вояты не было причин не доверять Рулаву: тот действительно жил в стольном городе деревлян уже семнадцать лет, с тех пор как заступил в должность кормильца восьмилетнего Володыни Доброгневовича, оставшегося сиротой и единственным мужчиной в роду. В дорогах он тоже относился к людям бывалым: еще отроком Хродлейв сын Торольва покинул родной Свеаланд, много лет ходил по морям с разными вождями, пока не прибился к дружине Одда Хельги, не попал вместе с ним сперва на Волхов, потом на Днепр. Одд конунг, ставший в Киеве князем Ольгом, доверял ему: Хродлейв Добрый, которого здесь стали звать Рулавом, был его рукою и оком в Деревляни, и он же входил в число посольства, снаряженного Ольгом в прошлом году в греческий Миклагард – закреплять плоды победы. Если уж он обещал, что доведет до Коростеня и в темноте, Воята предпочитал ему верить.

Между собой они говорили по-словенски, хотя могли бы и на северном языке: оба знали одинаково хорошо и тот, и другой. Воята, хоть и считался в Ладоге потомком варяжского рода, появился на свет в Вал-городе на Сяси и считал себя скорее словенином, чем варягом. Но варягов в Ладоге от самого ее основания было столько, что кое-как их речь понимали все до последнего рыбака, а «лучшие люди», особенно имевшие варяжские же корни, общались на нем свободно.

Рулав, женатый на деревлянке, так же свободно говорил по-словенски, и только легкий иноязычный призвук давал понять, что этот язык ему не родной.

– Вот здесь все это случилось. – Шестидесятилетний, но еще крепкий и уверенно сидящий в седле варяг показал на одну из гор над Ужей, облитую белым светом луны. По дороге Воята от скуки расспрашивал его, правда ли все то, о чем он с детства слышал еще в Ладоге, и Рулав, как очевидец большинства событий, подтвердил довольно многое, хотя и не все. – Вот это – Кременица, ее еще зовут Святая гора, там святилище. А вон там – Княжья гора, там стоит княжий двор, где мы будем ночевать. Жертвы полагается приносить, конечно, в святилище, но тогда Княжья гора была обложена войском князя Волегостя и никто не мог пройти оттуда на Святую гору, поэтому принесение жертвы устроили прямо в городе, возле стены. Вон с той стороны, где ближе к реке.

Ночью Воята мало что мог разглядеть – только черные громады гор, на которых в свете луны выделялись то часть вала, то особо крупные гранитные валуны, то блеск воды внизу, но кивал. Усталые кони шли шагом, иные из гридей дремали в седлах, особенно киевские, научившиеся этому у степняков.

– И когда княгиня вырвалась, она побежала к этой стороне, к реке. Там нет ворот, и она просто встала над стеной и стала звать на помощь. В это время колдунья и князь Доброгнев догнали ее и хотели выбросить через стену. Но она ухватила колдунью за волосы, и они выпали вместе. Вон склон, по которому они катились. – Рулав показал плетью. Коня он остановил, чтобы Воята мог как следует рассмотреть это место, вошедшее в предания не только Деревляни, но и всей Русской земли[2]. – Если бы княгиня упала первой, а колдунья на нее, то ее дети в тот же день и остались бы сиротами, а боги получили бы свою жертву. Но колдунья при падении оказалась внизу и сразу свернула себе шею. Когда они в обнимку катились дальше к воде, она была уже мертва. Вон там они упали в воду, и там же положили тело колдуньи, когда их выловили. И на том же месте потом ее сожгли, на следующий день. Если бы было светло, ты бы сразу увидел – с тех пор там ничего не растет, даже трава и мох, и на земле видно черное пятно, точь-в-точь такого размера, как была крада. Все остатки костра потом смели и бросили в воду. Но рассказывают, что в полнолуние колдунья иногда выходит из реки и бродит здесь возле гор. Ведь она умерла, никому не завещав своих умений и служивших ей духов, а такие люди, ты знаешь, не умирают до конца. Говорят, она ходит и ищет того, кому сможет передать свою силу, чтобы умереть окончательно. В руках она держит метлу и совок, которыми сметают прах и угли крады – ведь при жизни она была Марой, то есть служительницей Мары, или Хель, как ее называли у нас дома. Теперь, как говорят, она вновь и вновь сметает свои собственные кости.

– А ты сам ее видел?

– Я – нет, не буду врать. Но многие люди видели, из тех, кому можно верить.

Тронув коня, Рулав первым подъехал к воротам. Двое его отроков соскочили с седел и принялись колотить в створки. Ожидая, пока в Коростене проснутся – еще какое-то время надо отвести на смятение, недоуменные вопросы, тревогу, споры, идти ли открывать и кому идти, не позвать ли сперва княгиню и не разбудить ли воеводу, – Воята оглядывался по сторонам. В Киеве он уже бывал, но в стольный город Великой Деревляни, как ее называли сами жители, попал впервые. В каждом жилом месте есть свои предания, и чем оно старше, тем их больше. Но нечасто случается такое, что свидетелем и участником событий выступает не давно почивший чей-то прадед, а живой человек, стоящий перед тобой. Или много лет проживший рядом с теми, о ком говорит предание.

На склоне соседней горы – которую Рулав называл Святой – Вояте почудилось движение. Будто что-то белое – не то птица, не то зверь – мелькнуло и пропало. Отроки все колотили в ворота, кричали, но изнутри пока голосов не доносилось – бабы спросонья накидывают платки и раздувают головни в печи, пытаясь запалить лучину, а мужики обуваются, ругаясь впотьмах. Воята отъехал от ворот, вглядываясь во тьму. Там что-то шевелилось – не так быстро, как ему показалось, но все же. Что-то живое? Или кусты колышутся? Или какие-нибудь белые рушники, повешенные на ветки или на колья в дар богам, дрожат на ветру?