Тайна дома Морелли - [131]

Она надеялась, что после возвращения сестры и Алана, отправившихся навестить Карлоту, та одумается и приедет с ними. Амелия знала, что ее отъезд не связан с переживаниями, злостью или страхом. Карлота вернулась в Детройт, чтобы начать собственную жизнь подальше от катастрофы, причиной которой она стала, и восполнить нехватку жизненной энергии.

Первым делом Амелия поднялась наверх, проверить, как там дела. Девочка безмятежно спала. Черты лица, которые Джимми целиком достались от матери, девочка унаследовала от отца. Густые черные волосы, вьющиеся и блестящие, прямой, как у Джима, нос, длинные породистые пальцы на крошечных ручках. Амелия вздохнула и наклонилась к малышке, чтобы взять ее на руки и побаюкать, как некогда баюкала Пенни, но девочка спала так крепко, что тревожить ее она не стала. Поцеловала в лоб, укрыла одеялком и вернулась к Роберту, который переместился на кухню и шарил в буфете в поисках арахисовой пасты и хлеба.

– Все будет отлично, дорогая. Не переживай.

На шестом месяце Амелия напоминала шар: беременность протекала непросто. По утрам ее мучила тошнота, сутками напролет до трех ночи хотелось одного: арахисовой пасты. Имелась и другая пагубная страсть: корнишоны. Они никогда не нравились Амелии, сейчас же стали неотъемлемой частью жизни: она нуждалась в них, как в наркотике или витаминах.

– Хоть бы они уже позвонили. Неопределенность хуже всего. – Она опустилась на стул и нежно погладила свой живот.

– Скорее всего, ждут результаты анализов. Наберемся терпения, – ответил Роберт. Он уселся рядом с женой и протянул ей ложечку с пастой. – Открой ротик, любовь моя. И не надо так волноваться. Скорее всего, мальчик заигрался и стукнулся головой. Такое случается.

Она послушно открыла рот и проглотила содержимое ложки. Разговор перешел на Дэнни и скорое поступление мальчика в университет, как вдруг наверху послышался какой-то шорох, а вслед за ним – радостный лепет малышки. В первое мгновение оба застыли, ожидая, что девочка вот-вот снова уснет или, наоборот, расплачется; однако лепет становился все громче, и в конце концов малышка засмеялась. Через некоторое время она умолкла, и в доме вновь воцарилась тишина.

– Уснула, – заключил Роберт.

– Похоже на то. – Амелия все еще прислушивалась. – Ладно, займусь обедом. Наверняка они вернутся поздно. Скажем Дэнни, чтобы шел обедать сюда.

– Отлично. Только прошу тебя, не надрывайся. Ты же знаешь…

Послышался сухой удар, за ним шаги. Они повернули головы и посмотрели на дверь. Затем осмотрели гостиную и деревянную лестницу.

– Ты слышал?

– Да.

Они переглянулись. Роберт резко поднялся со стула. Амелия тоже неуклюже встала, придерживая руками живот. Роберт поднял руку, делая знак не шевелиться. Осторожно прошел по гостиной, пока пальцы не коснулись перил. Все его пять чувств были предельно обострены. Амелия следовала за ним по пятам, стараясь ступать как можно более осторожно. Девочка снова залепетала и засмеялась, на этот раз едва слышно. Наконец Роберт поднялся наверх, убедился в том, что Амелия идет за ним по лестнице, держась за перила, и перевел взгляд на открывшийся перед ним коридор второго этажа. Дверь в комнату Сьюзен была приоткрыта. Он заметил, что ее колыбелька легонько покачивается. Взялся за ручку двери и осторожно открыл. Теперь перед ним была вся комната. Амелия едва сдержала возглас изумления. Роберт услышал, как она пятится назад к лестнице.

Он прижал руку к сердцу и замер. Прямо перед ним располагалась кроватка девочки, а над ней склонялась темнокожая женщина. На голове у нее красовалась шляпка: алые цветы на темном фетре. Ее одежда – узкое платье с открытыми плечами – плотно облегала высокую худую фигуру. Рука тянулась к Сьюзен. На запястье Роберт заметил множество разноцветных браслетов: когда женщина прикоснулась к лицу ребенка, браслеты нежно звякнули. Именно этот звон приводил малышку в такой восторг.

– Боже мой…

Женщина повернула голову и посмотрела на вошедших. В ее глазах не было ничего жуткого или пугающего. Она спокойно кивнула, здороваясь с ними, и вновь повернула к колыбельке свое невозмутимое лицо. Глаза у нее были удлиненные, миндалевидные, почти кошачьи. Сейчас эти глаза пристально смотрели на девочку.

– Bonjour, messieurs, – проговорила она мелодичным голосом, не отводя взгляда от колыбельки. – La petite хочет спать.

Она склонилась еще ниже и осторожно обхватила ребенка худыми эбеновыми руками. Затем отпрянула, ловко подхватив девочку.

Роберт и Амелия застыли, разинув рты. Ставни были прикрыты, и крошечные пылинки плясали в лучах света, льющихся сквозь щель. Их текучие тени делали силуэт женщины почти прозрачным.

– Магали… – нарушил молчание Роберт.

– Oui, monsieur, Magalie Morguetto.

Она обернулась к нему, держа девочку на руках и касаясь подбородком пухлого детского личика. Голос у нее был нежный, мелодичный, в нем явственно различался французский акцент:

– На каменной дороге танцует принцесса. В праздничном платье танцует принцесса. У нее чудесный гребень из мелких жемчужин. На каменной дороге танцует принцесса.

56

Клиника Алана казалась чужой и бесприютной. В других обстоятельствах, стоило им произнести его имя, их бы мгновенно обслужили; сейчас же это было явной ошибкой. Они упомянули Алана, и все превратилось в телесериал. Нет-нет, вам придется подождать в соседнем зале, на деревянных банкетках, обтянутых кожей, пока дежурный врач вас не вызовет.