Тайна Дикой Розы - [6]

Кроме того, этот случай еще раз доказал, как мало в этом доме считаются с его волей, его свободой и временем. Безапелляционность, с которой Луиса планировала «светскую», то есть всю не занятую делами часть его жизни, все больше возмущала Леонардо. Он сам удивлялся, как он мог так долго терпеть, пока его водили, как собачку на поводке, от визита к визиту, от одного званого обеда к другому. Луиса объявляла ему как нечто само собой разумеющееся: «В среду мы идем туда-то, в четверг у нас будут такие-то», — ожидая от него, что он лишь примет это к сведению.

Правда, такое положение сложилось не случайно. В свое время Леонардо буквально потерял голову от Луисы Ла Коста и даже спустя несколько лет после свадьбы все не мог поверить, что такая утонченная, великолепная женщина стала его женой. Он буквально смотрел в рот Луисе, считал ее непререкаемым авторитетом во всех тонкостях светской жизни. Луиса Ла Коста происходила из старинного знатного рода, гордившегося своим богатством и своей уходящей вглубь родословной.

Сам Леонардо происходил отнюдь не из низов, но все-таки из гораздо более скромной семьи, чем Луиса. Этот брак был большой его удачей — так считали и он сам, и его друзья, да и сама Луиса. А уж про ее родню и говорить не приходится. Те в период ухаживания как бы говорили всем своим видом: «Что ж, вы подаете большие надежды, иначе мы бы ни за что не согласились на такой союз. Смотрите же, не обманите наших ожиданий, постарайтесь стать достойным нашего круга».

Леонардо, молодой и влюбленный, не осознавал, насколько это оскорбительно. Слишком он был не уверен в себе, слишком переоценивал это самое высшее общество.

Неудивительно, что его капитаном при вхождении в это общество стала Луиса. Он беспрекословно выполнял ее указания, касавшиеся не только того, что делать, но и каким образом это делать, — словом, все те мелочи, которые составляют в совокупности жизнь светского человека.

Леонардо Линарес оправдал ожидания знатных родственников. С помощью немалого приданого Луисы он смог открыть строительную фирму, которая процветала и приносила немалый доход. Их великолепный особняк считался одним из центров светского общества. Леонардо был благодарен жене за все, что она для него сделала, но такая благодарность совсем не то, что благоговение. Как только Леонардо перестал благоговеть перед высшим светом, на который он наконец взглянул трезвыми глазами, неизбежно исчезло и благоговение перед женой.

Он с горечью убедился, что всю поверхностность и формальность светского общения Луиса перенесла и на жизнь семьи. Она с равнодушием относилась ко всему, что хоть как-то выходило за круг ее привычных интересов.

О своих делах Леонардо уже и не пытался ей рассказывать. Вежливый, но безучастный вид, с которым выслушивала его Луиса, и однообразные замечания типа: «О, не волнуйся, все обязательно устроится» — отбили у него всякую охоту рассказывать о возникавших у него проблемах, о людях, с которыми сводила его работа.

А бизнес действительно сталкивал его с множеством самых разнообразных людей. У него образовался свой круг знакомых, о которых Луиса не знала и знакомство с которыми вряд ли одобрила бы. Однако именно эти «вульгарные» люди с их причудами, странностями, яркими, резкими чертами характеров давали Леонардо ощущение разнообразия жизни.

Их же с Луисой знакомые на этом фоне выглядели еще более безликими и бесцветными. Сам Леонардо в их обществе переставал быть самим собой, он был одновременно в высшей степени приличным и... никаким. Он вполне «отшлифовался» — с его губ соскальзывали лишь самые общие замечания, в ответ на которые он получал также ничего не значащие фразы.

Постепенно его собственные, отдельные от мира Луисы знакомые, круг которых медленно, но неизменно расширялся, приобретали для Леонардо все большее значение. И наконец в этом мире, далеком от мира его супруги, он встретил женщину, к которой мог прийти со своими тревогами и усталостью, которая дарила ему веру в себя и надежду на счастье. Леонардо почувствовал, как уже при одной мысли о ней к сердцу подступила огромная радость.

Он провел ладонью по лицу и усилием воли отогнал от себя мысли об Аугусте.

В то время, когда донья Луиса размышляла, как бы не допустить, чтобы визит к Мораймо сорвался, а Леонардо пытался понять, почему не удался его брак с Луисой, между их дочерьми, одиннадцатилетней Кандидой и десятилетней Дульсиной, происходила очередная ссора.

Силы соперниц были неравны. Старшей, как правило, приходилось отступать: ей не хватало ни воли, ни веры в себя, а главное, недоставало желания во что бы то ни стало поставить на своем, которое отличало ее младшую сестру.

Только что мать велела им погулять в саду. Кандида сразу со всех ног побежала по дорожке, как будто боялась, что ее догонят. Но далеко уйти ей не удалось. Очень скоро ее настигла и схватила за руку Дульсина.

— Канди, куда это ты понеслась?

— К маленькому пруду.

— И опять будешь целый час таращиться на рыбок? А мне что делать?

— Делай что хочешь, я тебе не мешаю.

— Я не собираюсь играть одна. Мне это неинтересно.