Тайна Черной горы - [25]

Взяв канавщиков, молодой специалист снова отправился в тайгу. На горняках тяжелые рюкзаки. Они понесли с собой рабочий инструмент: две кирки, две лопаты – с длинной и короткой ручкой кувалду, короткий лом, стандартный железный лист размером тридцать на семьдесят сантиметров и толщиною в полтора миллиметра, и другое, нужное в работе, снаряжение, да плюс еще и еда. Естественно, им шагать нелегко. А дипломированный специалист снова потерял ориентировку в тайге и никак не мог выйти на злополучное место, где он сделал зарубки на деревьях. Никак не мог найти его. И начал плутать. Но вида не подавал. Канавщики со своим нелегким грузом, обливаясь потом, брели за ним.

– Слышь, начальник, скоро ли придем?

– Сейчас, тут рядом, – нервно отвечал специалист, кусая губы. – Еще немного.

Очень быстро канавщики поняли, что геолог заблудился, а они вместе с ним. Сначала потихоньку, а потом во весь голос с красочным матюганом, они без обиняков начали излагать свои соображения о талантах работодателей, у которых твердая зарплата, о «спецах с корочками», у которых молоко на губах еще не высохло, а они – в начальниках. Если у специалиста хватало мужества, то он в таких ситуациях честно признавал свою ошибку, что заблудился, извинялся перед рабочими и спешил в поселок к геологам-«старичкам» за советом. Янчин оказался более упрямым. Он задал канаву где попало, на первом «похожем» месте. Лишь бы «спасти» честь мундира. Но этим он только сильнее его пачкал, поскольку на следующий же день посланный Закомариным для проверки рядовой техник легко обнаружил, что канава прорыта совсем не там, где надо.

Обычно в подобной ситуации, после такого «урока», молодой специалист отбрасывал свое ложное самомнение и начинал прислушиваться к советам, учиться у «старичков». Но у Янчина так не произошло. Он встал на дыбы и потребовал перепроверки, доказывая, что он «правильно по карте задал канаву», и никакой критики в свой адрес не принимал. Не убедила его и перепроверка. Он считал, что перепроверявшие были «людьми Закомарина», и упрямо отказывался признавать их доводы, какими бы они убедительными ни были. Пришлось в спор вмешиваться главному геологу экспедиции. А после разговора с Вадимом Николаевичем, естественно, сам собою отпал вопрос о работе Янчина в штабе экспедиции.

А по дороге сюда, на участок, в первый же день похода он умудрился набить на ногах кровавые мозоли. Оказалось, что Яков никогда в жизни не носил сапог и не умел наматывать портянки. Накануне выхода в горы он просто выбросил портянки, как ненужные и лишние вещи, самоуверенно надеясь обойтись модными нейлоновыми заграничными носками. Этих носков у него была уйма, их ему присылала заботливая мамаша, где-то раздобывшая в Ленинграде эти самые злополучные носки. Она присылала ему еще модные белоснежные нейлоновые рубашки, которые не надо гладить, а достаточно выстирать и повесить на плечиках. Так что стараниями матери-товароведа и отца – закройщика ателье Яков был одет с ног до головы во все самое модное, броское, заграничное. Только все эти «тряпки», как про себя выразился Закомарин, никак не подходили для работы в тайге, в трудных походных условиях. Однако Янчин, несмотря на предупреждения, все же пошел в поход, надев под энцефалитку нейлоновую рубаху, и вместо портянок натянул на ноги две пары нейлоновых носков.

Закомарин и на этот раз не ругал его. К чему слова, когда парень наказал сам себя! На вечернем привале Петр Яковлевич, распаковав свой рюкзак, достал сменные портянки и, отведя Янчина подальше от группы, учил того наматывать эти самые портянки на забинтованные ноги.

– Учись, Яша, если тебе дороги твои ноги. Моя вина, что не проконтролировал, не проверил твое снаряжение, – сказал Петр Яковлевич. – Но я никогда не предполагал, что дипломированный геолог не знает таких важных мелочей. Неужели же за годы обучения ни разу не приходилось ходить в сапогах?

– Не приходилось.

– А на производственной практике?

– Практику я проходил в Средней Азии, в Казахстане. На целинных землях. Только в маршрутном походе ни разу не был. Больше с документацией работал. И по общественной линии, главным образом по комсомольской.

Закомарин только мысленно чертыхнулся, ругнул тех далеких и недальновидных казахстанских геологов, которые так небрежно отнеслись к производственной практике студента. Им-то что, приехал он и уехал, а парню вот приходится учиться всему как бы заново.

– Ладно, – сказал он, – не отчаивайся. Каждый из нас хоть и не святой, а пути в геологию через тернии проходил, обдирая свою шкуру и набивая себе шишки. Как-то кто-то весьма мудро сказал: ошибки должны быть уроком, а не травмой, тем более не наказанием. Одним словом, Яша, учись на своем опыте! И не переживай!

– Да я особенно и не переживаю, – ответил Янчин, заворачивая ступню мягкой байковой материей. – Примерно, конечно, знал, куда еду, что меня ожидает. Так сказать, вполне сознательно и на полном серьезе! Раз решил делать себе биографию, значит – терпи!

– Какую биографию? – спросил как бы между прочим и не сразу Петр Яковлевич, заинтересованный его последними фразами.