Тайна царствия - [11]

Если бы мой разум находился в другом состоянии, я бы, бесспорно, отвернулся бы от этого дурного предзнаменования и во что бы то ни стало продолжил свой путь. Однако, по необъяснимой для меня причине, вид трех крестов лишь усугубил мое угнетенное погодой состояние, хотя судьба приговоренных ни в коей мере не имела ко мне никакого отношения. Не знаю почему, но я знал, что так и должно было произойти: взяв осла за недоуздок, я сошел с дороги и, продираясь сквозь толпу, направился к месту казни.

У подножья крестов несколько сирийских солдат, принадлежащих к двенадцатому легиону, лежа на земле, играли в кости и попивали терпкое вино. Казненные не могли быть рабами или обычными преступниками, поскольку помимо солдат здесь находился их центурион.

Поначалу я с безразличием осмотрел распятых: тела их напряглись от боли. Затем мое внимание привлекла табличка, установленная на среднем кресте, прямо над головой казненного, надпись на которой была сделана на греческом, латинском и местном языках и гласила: «Иисус из Назарета, царь Иудейский». Первоначально смысл написанного ускользнул от меня, я не знал что думать. Затем я обратил внимание на терновый венец, одетый на склонившуюся голову умирающего так, как одевается царская корона. Из ран, причиненных его твердыми шипами, сочилась кровь.

Неожиданно табличка и лицо осужденного скрылись от моего взгляда: солнце вдруг зашло и наступила такая непроглядная темнота, что с трудом можно было различить очертания стоявших совсем рядом людей. В наступившем затмении смолкли птицы притихли люди, слышны были лишь стук костей, которые игроки бросали на щит, да прерывистое дыхание казненных.

В предыдущем письме, Туллия, я писал тебе наполовину всерьез, что собираюсь покинуть Александрию и пуститься на поиски иудейского царя, и вот он – передо мной, распятый на одном из холмов у ворот Иерусалима, и все еще при дыхании. И тогда мне стал понятен смысл прочитанных слов, а при виде тернового венца на его голове не осталось никаких сомнений в том, что я нашел того, кого искал, человека, рождение которого было, предсказано соединением Сатурна и Юпитера под знаком Рыб, иудейского царя, который, согласно Писаниям, пришел править миром. Мне нелегко объяснить, почему и как я понял это со всей очевидностью; возможно, ощущение тревоги, которое я испытывал с первых же часов этого дня, подготовило меня к столь необычной встрече.

Наступившая темнота послужила мне облегчением, поскольку скрыла от меня его агонию во всем ее ужасе. Тем не менее я успел заметить, что он был сложен на римский манер, поэтому выглядел куда более жалким, чем двое его товарищей по несчастью – крепких мужчин, судя по внешнему виду, до этого промышлявших с помощью топора и веревки.

Когда небо стемнело, природа и люди какое-то время молчали. Затем стали раздаваться исполненные беспокойства и ужаса крики. Я также успел подметить, что центурион растерянно поглядывал на небо. Мои глаза привыкли к темноте, и я уже мог различать очертания окружавшего нас пейзажа и лица стоявших неподалеку людей. Толпой овладевала паника, и тогда вперед вышли несколько важных особ, судя по их головным уборам, членов синедриона, и несколько скриб в одеяниях со впечатляющими своей пышностью полами. С явным желанием привести толпу в возбуждение, они принялись выкрикивать оскорбления в адрес распятого, требуя, чтобы он доказал, что действительно является царем и сам сошел с креста, и еще много обидных слов, повторяя, видимо, то, что распятый некогда обещал толпе.

Таким образом они пытались привлечь толпу на свою сторону, и нашлись такие, что стали вслед за ними выкрикивать ругательства в адрес несчастного. Однако немало было и тех, кто хранил упорное молчание, словно решив скрыть свои подлинные чувства. Судя по лицам и одежде, толпа состояла в основном из людей, занимавших скромное положение, здесь было немало крестьян, пришедших в Иерусалим на праздник Пасхи. Мне показалось, что в глубине сердца они испытывают глубокое сострадание к своему распятому царю, хотя и не выказывают его, опасаясь легионеров и собственных правителей. Многие женщины плакали, скрыв лица за тканями.

Услышав крики, осужденный с трудом приподнял не слушавшуюся его голову и выпрямился, опираясь о брус, к которому были пригвождены его ноги. Он был распят с согнутыми в коленях ногами, дабы не смог слишком быстро умереть от удушья. Он с большим усилием глотнул воздух, а по его окровавленному телу пробежали судороги. Затем открыл померкшие глаза и осмотрелся вокруг так, словно что-то искал. Однако ничего не ответил на оскорбления; он использовал остатки сил, чтобы выносить страдания собственного тела.

Двое других сохранили еще достаточно энергии. Тот, что был слева, воспользовался всеобщим возбуждением, чтобы скорчить людям несколько гримас, а затем, повернув голову к тому, которого окрестили царем, присоединился к долетавшим снизу оскорблениям.

– Разве ты не Сын Божий? Спасись же сам и спаси нас вместе с собой!

Однако тот, что был справа, ответил ему, выступив в защиту царя:

– Мы страдаем, справедливо расплачиваясь за свои деяния, а он не сделал ровно ничего плохого!