Тайна Царскосельского дворца - [60]

— Как ты это понятно говоришь! Я не думала, чтобы ты, именно ты, так глубоко понимал все это!

— Почему, ваше величество? Потому что на меня возложено исполнение людского правосудия? Мне-то именно горе и понятно, потому что я его чаще других вижу.

— Одно последнее слово! Она… эта женщина… сознавала, что с нею совершалось…

— Не могу вам ответить на этот вопрос… Она что-то говорила на своем языке, кого-то словно звала, кому-то чем-то словно грозила!..

Ушаков сделал несколько шагов к двери. Анна Иоанновна как бы испугалась этого.

— Подожди, подожди!.. Скажи, кто видел, когда немка возвращалась домой?

— Никто, кроме ямщика, привезшего ее, ваше величество.

— А этот ямщик?

— Не вернулся в ям, в котором значился, а прямо отправился в свою деревню. Он — уроженец дальнего города Тамбова; поэтому он и был выбран, чтобы везти Регину Альтан назад сюда, во дворец.

— Но герцог, герцог!.. Ведь он будет изумлен исчезновением Регины. Быть может, обратится к тебе… Что скажешь ты ему?

Ушаков молча развел руками. Он, видимо, особенно не останавливался над этим вопросом. Для него, приверженного подданного, вся власть и все значение власти ограничивалось ступенями престола, за последними же были только интрига и временная, непрочная власть. Вследствие этого и он, и Трубецкой не принадлежали к преданным сторонникам Бирона.

Императрица повторила свои последние слова.

— Его светлость, по всему вероятию, нам же поручит розыски бесследно исчезнувшей камеристки! — своим твердым и невозмутимым голосом сказал он.

— Ну… И что же?

— И мы, само собой разумеется, не будем в состоянии найти ее!

— А если… герцог заподозрит что-нибудь недоброе и сам предпримет розыски?

— И это следует предвидеть.

— И… если он нападет на след правды?

— Навряд ли ему удастся разузнать что-либо!..

Анна Иоанновна отпустила Ушакова и взволнованно заходила по комнате. Несмотря на весь ее гнев на Регину, она ужасалась тому неслыханному наказанию, которому подверг последнюю Ушаков.

Так протекло около часа. Наконец дежурная камер-юнгфера доложила о приходе Бирона.

Государыня вздрогнула, услышав об этом; ее сердце болезненно стучало, а по лицу скользнуло выражение внутренней боли. Однако, кое-как овладев собою, она приказала впустить герцога. Но бессонная ночь и только что пережитые волнения оставили на Анне Иоанновне свой след: она казалась вконец утомленной, совершенно разбитой.

Герцог почти с испугом взглянул на нее. Он лучше всех понимал, чем будет для него кончина его покровительницы, и со страхом встречал всякое напоминание о возможности подобной катастрофы.

— Что с вами, ваше величество? — заботливо осведомился он, крепче обыкновенного прижимаясь губами к протянутой руке.

— Нездоровится… ночь плохо спала…

— За лейб-медиками вашего величества послать следует! — заботливо произнес Бирон.

Императрица махнула рукой.

— Оставь, ничего они не понимают!.. Мало ли я микстур проглотила по их предписанию, а какая от них была польза?.. Еще португалец куда ни шло, а уж немец вовсе никуда не годится… У цесаревны есть какой-то врач ученый, за ним нешто послать?

— Он больше насчет красоты и притираний работает, — с пренебрежением заметил Бирон. — Вы в таких не нуждаетесь… А впрочем, попробовать можно: попытка — не пытка!..

При слове «пытка» императрица вздрогнула и пристально взглянула на Бирона. Он был совершенно спокоен. Очевидно, он в своем несокрушимом эгоизме даже не осведомился о возвращении своей любовницы.

Так прошли весь день и долгая, опять совершенно бессонная ночь, и только на следующее утро Бирон вошел к императрице пасмурный и озабоченный.

— Вы, ваше величество, не видали сегодня принцессы Анны? — спросил он, входя.

— Ни сегодня, ни вчера! Анна не совсем здорова и присылала извиниться передо мной в том, что не может прийти ко мне. Она, кажется, даже с постели не вставала, а уж из комнаты наверное никуда не выходила… А что? Разве она тебе на что-нибудь нужна?

— Нет, но я хотел узнать от нее, являлась ли к ней на службу после своего отпуска камер-юнгфера Альтан?

— Немка эта? А тебе о ней какая забота? — спросила императрица, и в ее голосе прозвучала недобрая нотка.

В последнее время Бирон все чаще и чаще замечал такие нотки в разговоре императрицы с ним, и они не столько волновали, сколько сердили его.

— Особенной заботы нет! — ответил он. — Мне только странным показалось, что из дворца вашего величества мог заживо пропасть человек.

— А кто именно пропал?.. Эта немка, что ли?..

— Да! Сколько мне известно, она из отпуска не возвратилась.

— Справиться нужно не здесь, а в городе, у тех людей, с которыми она провела время своего отпуска. Ведь она не в первый раз отправилась в такую дальнюю и позднюю поездку. Анна, сколько мне помнится, говорила даже, что эта немка… как ее там звали?., предупреждала ее, что, может быть, и к ночи не вернется.

— Вы сказали «звали», как будто эта камер-юнгфера умерла?.. Ее как звали, так и зовут, если она жива!..

— Я и не собираюсь хоронить ее. Мало ли их при дворе? Одной горничной больше, одной меньше — есть о чем заботиться?..

И опять в голосе императрицы послышалась прежняя недобрая нотка.