Тайна болезни и смерти Пушкина - [112]

Да не было никакого свидания 2 ноября 1836 года, это была неловкая, но весьма своевременная мистификация, чтобы не сказать больше – грубая ложь с ее стороны. Когда человек пересказывает кому-либо явную ложь, то со временем он невольно забывает некоторые детали своей лжи, повторяя эту ложь уже с новыми «подробностями». Отсюда и нестыковка во времени (ноябрь 1836 или январь 1837 года), и переквалификация формата встречи (заранее подготовленная или подстроенная), но самое главное, что же так терзало Наталью Николаевну всю оставшуюся жизнь. Ну подстроили ей ловушку, но ведь ничего не случилось страшного, о чем она сама толкует «дорогой Констанции»: «Бог свидетель, что оно было столько же кратко, сколько невинно».

Тут же во всем призналась мужу (и зачем-то Вяземским?), как говорится, наплевать и забыть! Так нет, почему-то эта невинная проказа дрожайшей подруги легла тяжким грехом на душу бедной Натальи Николаевны, она толкует об этом событии с родными и близкими людьми, даже делится сокровенными переживаниями с совершенно случайными людьми (воспитательница ее детей), похоже, что не единожды исповедовалась святым отцам? В чем дело? Что это за грех такой великий, который перекрывает другие ее грехи, такие, например, как рождение трех внебрачных детей, и не дает упокоения душе вплоть до самой смерти? Наконец, при чем здесь Петр Петрович Ланской? Рассказывая Вяземским «вся впопыхах» о злополучной встрече, она ни словом не обмолвилась о роли Ланского, по крайней мере, Вяземские об этом ничего не пишут. Если «свидание» было с Дантесом, то Наталья Николаевна могла и не знать об этом. Это «работа» хитроумной И. Полетики, о чем с такой иронией пишет академик. Ну а если встреча была с Николаем I, как считает Н.Я. Петраков, то как в это «тайное свидание» можно было втягивать постороннего человека? А вдруг он в развеселом кругу кавалергардов обо всем поведает друзьям? И вдруг через столько лет об этом пишет дочь Натальи Николаевны? Кто же ей поведал об участии П.П. Ланского в «секретной операции»? Разве что Идалия Полетика, ведь мать ее в 1836 году ничего не знала о его роли в «свидании». Ну а зачем это было И. Полетике, доводить до повзрослевшей дочери такие подробности? Зачем вообще детям знать о некоторых, в том числе «секретных», подробностях интимной жизни своих родителей. И почему, не щадя достоинства своей матери, А. Арапова с каким-то пристрастием пишет о любовной истории своего отца с И. Полетикой, пока он не познакомился с ее матерью. Кто ей рассказал о романе Ланского с И. Полетикой? Сам отец – такое трудно себе даже вообразить. Тогда выходит, что сама Наталья Николаевна, но встает вопрос – зачем? У 45-летнего «кавалергардского ротмистра», у которого до знакомства с матерью А. Араповой, наверное был не единственный роман, но знает она лишь один, который был у него с ближайшей подругой матери. И тут возникает курьезная ситуация, на которую никто и никогда не обращал внимания (ни классические пушкинисты, ни «неопушкинисты», к коим и относится уважаемый академик Н.Я. Петраков): Наталья Николаевна в упор не желает знать любовника своей ближайшей подруги, который, к тому ж, обеспечивал безопасность ее встречи не то с Дантесом (классические пушкинисты), не то с Царем (академик Н.Я. Петраков). О чем же тогда говорили подруги в часы откровений? Представители высшего света только и толковали о всевозможных любовных историях (явных и тайных), которые были на слуху. Даже в письмах А.С. Пушкина к своей жене более половины их объема занимают рассказы о подобных историях типа: «она не родила, но, по моим расчетам, должна родить». Что уж говорить о «подружках-кумушках». Неужто Идалия и Натали только и обсуждали последние произведения Пушкина и ни разу речь не шла о таком видном женихе, как П.П. Ланской, которого «опутала» любвеобильная Идалия? Получается, что ни разу. Вот что пишет дочь Наталии Николаевны: «Отец мой не был тогда <ноябрь 1836 года> знаком с матерью. Всецело поглощенный службой, он посвящал свои досуги Идалии Григорьевне, чуждался светской жизни, и только по обязанности появлялся на придворные балы, где видел издалека прославленную красавицу Пушкину, но, всей душою отдавшись другой женщине, ничуть ею не интересовался (не нужно забывать, что эта «другая женщина» была женою его командира, полковника Кавалергардского полка Александра Михайловича Полетики. – А.К.). Наталья Николаевная его даже и в глаза не знала».

«В глаза не знала», а дочери поведала, как П.П. Ланской «охранял» их тайную встречу с Дантесом 2 ноября 1836 года, о чем А. Арапова сообщает всему миру: «Всякое странное явление в жизни так удобно обозвать случаем! Но мне именно сказывается перст Божий в выборе Идалией Григорьевной того человека, который, будучи равнодушным свидетелем происшедшего события, наглядно доказал, до какой степени свидание, положившее незаслуженное пятно на репутацию матери, было в сущности невинно и не могло затронуть ея женской чести».

Вот те раз! Свидетеля, который участвовал в «происшедшем событии», то есть в «свидании, положившем незаслуженное пятно на репутацию матери», Наталья Николаевна «даже в глаза не знала». Чего тут больше: наивности не очень далекой женщины, которая сама не знает о чем пишет, либо намеренной установки навести тень на плетень? Посмотрим, а что говорят биографы Наталии Николаевны о времени и месте встречи родителей Александры Араповой.