Тайна астероида 117-03 - [28]

Она вспомнила, как смотрел на нее Алексей Поликарпович перед стартом. Губы ее дрогнули в улыбке.

— По местам!

Сняв космические комбинезоны, Бурдин, Лобанов и Светлана сели в кресла, пристегнулись ремнями.

— Включаю, — сказал Игорь.

Бурдин утвердительно наклонил голову.

Штурман опустил маленький рычажок. На щите перемигнулись оранжевые глазки, закачались стрелки приборов. Из машинного отделения донесся слабый шум заработавшего водородного насоса. Сейчас должна последовать вспышка газовой струи, за ней толчок и нарастающая тяжесть, которая прижмет к мягкой обшивке кресла.

Секунды шли, но вспышки не было. На приборах успокоились стрелки, на лицах конструктора и штурмана застыли оранжевые отсветы сигнальных лампочек.

— Реактор, — встревожено произнес Лобанов.

Мужчины расстегнули ремни, снова надели космические костюмы и направились обратно в машинное отделение. Светлана осталась сидеть в кресле.

Прежде всего она замерила скорость. Машина падала на Уран уже со скоростью восемь с половиной километров в секунду.

Ускорение было почти земным.

Затем ассистентка Чернова занялась было Ураном, но беспокойство не давало ей сосредоточиться. Если не удастся исправить двигатель, будет беда. Девушка зябко передернула плечами. Ей стало страшно.

Бурдин и Лобанов не возвращались довольно долго. Когда они вновь появились в кабине, Светлана, едва взглянув на их лица, поняла, что вот только теперь произошло самое худшее.

Нет, двигатель оказался в полной исправности. Лобанов отлично знал свою машину, он обнаружил бы даже самое пустяковое повреждение. Но повреждений как раз и не было. То, что происходило теперь, было пределом неожиданностей. В реакторе прекратилось расщепление ядер. Цепной реакции не получалось.

Лишь на лимбе показателя радиоактивности горючего дрожала черная стрелка между нулем и первым делением. Она отмечала медленный тысячелетний полураспад атомов урана — и только.

Двигатель стал подобен живому телу, разбитому параличом: дыхание продолжается, кровь циркулирует, но пошевельнуться невозможно. Все оставалось неизменным, все было на своем месте, но природа вдруг нарушила закономерности, которые прежде казались совершенно незыблемыми.

— Остается поверить в нечистую силу, — усмехнулся штурман.

— В какую-то силу приходится поверить, — согласился Бурдин. — Светлана Владимировна, сколько до Урана?

— Четыреста сорок тысяч километров.

— Изрядно. У нас, стало быть, есть еще время собраться с мыслями.

Бурдин задумался. Что же все-таки происходило? Взять хотя бы этот удар. Столкновение с метеоритом? Безусловно, нет.

Встреча даже с самым крошечным камешком грозила мгновенной катастрофой. Значит, удара не было? Опять-таки нет. Удар был, в этом сомневаться нельзя. Иначе как объяснить контузию экипажа, потерю скорости?

Вывод напрашивался очень странный — ракетоплан испытал на себе удар совершенно особого рода — медленно нарастающий, упругий. Возможность столкновения с материальным телом в таком случае отпадает, на оболочке машины нет никаких следов.

Поле!

Только оно может замедлить движение ракетоплана. Но какое? Ни электростатическому, ни электромагнитному подобное воздействие не под силу, каким бы мощным оно ни было.

Бурдин вспомнил о работах Чернова. Гравитационное поле?

Но почему такого влияния ракетоплан не испытал на всем протяжении от Земли до Урана и почему оно проявило себя только за несколько секунд, а потом прекратилось?

— Похоже, что спасти машины нам не удастся, — сказал Иван Нестерович вслух. — Ракетоплан сгорит в атмосфере Урана. Если бы у нас был охладитель, но мы его уже использовали до последней капли.

Светлана с трудом сдерживала нервную дрожь. Она побоялась спросить о дальнейших намерениях командира, опасаясь услышать смертный приговор.

— Так, так, — Игорь принялся насвистывать.

— Однако у нас есть весьма существенный шанс на спасение, — продолжал Бурдин, — аварийные парашюты. Уран имеет мощную атмосферу. Светлана Владимировна, вам не приходилось прыгать с парашютом?

— Нет.

— Вот и отлично. Вы потом сможете похвастать перед знакомыми, что свой первый прыжок совершили на Уране, и что он был самым высотным в истории парашютного спорта. Вот что я думаю. Плотность атмосферы будет возрастать очень медленно.

Если мы своевременно покинем ракетоплан и раскроем парашюты, они послужат нам своеобразными тормозами. Падение будет постепенно замедляться, и мы благополучно приземлимся.

— Приуранимся, — поправил его Игорь.

— Короче говоря — выкрутимся! — Бурдин обнял за плечи Игоря и Светлану. — Погостим на Уране, только и всего. Сроки нашего возвращения давно миновали, нас уже наверняка разыскивают. И как бы ни была велика вселенная — найдут.

— Найдут, — повторила Светлана. Уверенность Ивана Нестеровича передалась и ей. Нет, это просто счастье в беде очутиться рядом с такими сильными, невозмутимыми людьми, как Бурдин и Лобанов.

— Вон каков красавец, — Иван Нестерович кивнул на прозрачный колпак кабины. Приплюснутая шарообразная громада все увеличивалась. Полосы, опоясывавшие планету, напоминали реки во время ледохода, только льдины были разноцветные — синие, фиолетовые, красные.