Тайна аббата Соньера - [35]

— Я думаю, что мы вскоре покинем их, — говорит Будэ двум другим аббатам.

И вот уже Рене, одного из тех, что дрался с Соньером у придорожного креста, выбирают и препровождают в центр риги, в то время как Марта садится на корточки на стул в ожидании, пока начнется игра. Рене сонно покачивает головой, одной рукой теребя свой большой белый нос, над одной ноздрей которого выделяются темным пятном две бородавки.

— Кто-задает первый вопрос? — спрашивает мэр.

— Я, — говорит кормчий.

Рене вздыхает. Вопросы исповедника мертвых душ не бывают легкими. Однако ему это безразлично, потому что самое главное в игре «passa-grolha» заключается в том, чтобы проиграть.

Кормчий тычет в него указательным пальцем и резко говорит:

— Как называется приносящий зло шар, сделанный из перьев одного размера и одного цвета?

— Кокель, — отвечает без запинки Рене.

— Садись, кормчий! Чья очередь?

Катрин Эстрабо, жена мельника и крестная мать одного из причащавшихся, вытягивает вперед свой подбородок, полный крошек, и приветствует собравшихся с изяществом пеликана, отрывающегося от водной поверхности.

— Я знаю, как закрыть рот этого увальня! Я хочу, чтобы он продолжил поговорку… Ммм… Вот она:

Если будешь водить свою дочь по всем ярмаркам,

Если будешь точить свой нож обо все кучи камней,

Если будешь поить свою лошадь изо всех рек…

Ее голос прерывается, и она ждет продолжения. Рене хмурит брови. Он уже слышал эту поговорку. Его дедушка… Нет, это был его дядя, он научил его ей. Он знал их целую уйму и повторял их постоянно во время вечерних посиделок. Положив руку на лоб, он принимается размышлять: «Ярмарки… камни… реки… ничего не ждет без палки в руке. Нет, не это. Однако… Да, вспомнил!»

— В конце года, — вопит он, — у тебя будет вредина дочь, пила и бой-баба.

— Браво! — кричит мэр, и Марте, нервничающей на своем стуле, он добавляет: — Тебе недолго осталось ждать, девочка, так как я сам заткну этого чемпиона… Посмотрим, что ему известно по географии. Какая столица у Мексики?

Рене в тупике. Его знания не настолько широки. Что касается Испании, Англии и Италии, он смог бы ответить. Нет, он не знает. Он этого не учил. Когда школа стала обязательной и светской, он уже давно работал в полях.

— Я не знаю, — роняет он смущенно.

— Мехико! — бросает с триумфом мэр, который вспомнил о политических комментариях, которые делал его отец по поводу мексиканской авантюры Наполеона III.

— Passa-grolha! — кричат приглашенные, стуча кулаками, руками и деревянными ложками по столам.

— Стоптанный башмак! У кого есть стоптанный башмак! — ревет Арман.

— У меня!

Одна бабка разувается и посылает свой стоптанный башмак Марте. У Беранже замирает дыхание. Он видит, как во сне, ловкую руку девушки, хватающую на лету башмак, в то время как вся рига начинает походить на корабль с чертями, сотрясаемый штормом. Молодые люди предпринимают неслыханные усилия, чтобы занять лучшие места, вскарабкиваются одни на других, опираются на старших, образующих круг. Мэр работает локтями и втискивается в группу женщин, расположившихся перед стулом, на котором находится Марта. Девушка одной рукой приподнимает свои юбки. Беранже кажется, что он видит тонкое руно, если только это не треугольник из тени в том месте, где сходятся энергичные ляжки. Обе колонны из плоти смыкаются на башмаке, который она прижимает к своему половому органу. Теперь, подбадриваемый всеми, Рене будет должен достать его обратно. Будэ выбирает именно этот момент, чтобы увлечь за собой обоих молодых аббатов; Церковь никогда не допускала таких непристойных игр…

Глава 10

Ренн-ле-Бэн, 30 октября 1891 года.

Жюли ходит взад и вперед по маленькой гостиной дома священника, стирая пыль с корешков старых книг и английских безделушек, подаренных Будэ набожными отдыхающими, которые проводят свою жизнь летом между Ренном, Бурбулем, Виши и Баден-Баденом. Опасна для Беранже эта девушка-цветочек, которая похожа на мясистые портреты, нарисованные Ренуаром. Ему совсем не нужно напрягаться, чтобы представить ее себе в разнузданной наготе «Купальщиц», чью репродукцию он видел в неприметных для постороннего глаза картонных папках у бродячего торговца, расположившегося на рынке в Куизе. Та же полнота форм, та же кожа слегка розового оттенка, он хранит еще в памяти ее образ в холмах, когда она предавалась любви на менхире[24]. Кто бы смог догадаться о том, какие мысли кроются под этим аккуратно уложенным шиньоном?

— Ты бы лучше суетилась на кухне вместо того, чтобы порхать вокруг нас!

Тон у Будэ резкий, высокомерный.

Молниеносно Жюли испаряется, шелестя юбками и разрушая грезы Беранже. Через мгновение он слышит, как она принялась за медные кастрюли и котелки.

— Вы могли бы не думать о женщинах в течение нескольких часов, Соньер?

— Но…

— Никаких историй, мне не нужно исповедовать вас, чтобы знать. Ваши грехи дьявольски розового цвета и осязаемы.

— Я вам не позволяю!

— Хватит, Соньер! Мне совершенно наплевать на ваши забавы в качестве романтичного любовника. Пусть об этом судит Бог! Но, помилуйте, не глазейте больше на чарующие округлости моей служанки с таким несчастным видом мученика. Будьте естественны, между нами, мужчинами, говоря. Теперь за работу.