Тайга шумит - [52]

— Сейчас, мама, — улыбнулся Павел, — одну минуточку…

— Я те дам минуточку, знаю ее! Вставай, а то простыню сдерну, — пригрозила она и повернулась к двери. — Вот завсегда так, уйди куда-нито, а они дрыхнуть будут, точно дома делов нету…

«Эх-х, — вздохнул Павел, открывая глаза и потягиваясь, — на самом интересном месте оборвала!»

Он резким движением отбросил простыню, соскочил на пол и, проделав наскоро гимнастические упражнения, начал одеваться. Побрившись, умылся, освежил лицо одеколоном, причесался.

— Куда это ты нафасониваешься? — удивилась мать. — Хоть в выходной день дома-то посиди! Забор починить надо. Что, может, до соседей дойти, да поклониться, словно в доме мужиков нет?

— Ну, Павлуша, включили, пошла жужжать домашняя пилорама, — добродушно усмехнулся отец Павла, кивая на жену, — теперича на весь день хватит…

— Что-о? Это я-то пилорама? — возмутилась хозяйка. — Да как тебе, старый, не стыдно? Забор развалился, крыша в курятнике течет, дверь в стайке на одной петле болтается, в доме половицы барыню пляшут, а ему смех! Или я должна зачинять?

— Сдаюсь, мать, сдаюсь! — поднял руки Леснов.

— Я вот оставлю без завтрака, покедова не починишь, тогда будешь знать, как пилорамой обзывать!

— Я же сказал, что сдаюсь! Нынче починю, а Павлушка пущай своими делами занимается. Ты только покорми нас…

На плите что-то зашипело, и хозяйка, махнув рукой, метнулась на кухню.

За завтраком старушка оживленно рассказывала о новостях поселка.

— Ох, и шуму наделала эта картошка да горох, весь поселок и говорит только, — зачастила она. — Давеча бабы в очереди рассказывали, как врачиха Заневская с матерью выгнали из дома Скупищева с картошкой этой и горохом. Будто два мешка им привез, хотел подмазаться, что ли. Да еще про статью толковали, что в газете напечатана. Пропесочила, мол, наша докторша отца…

— Постой, постой, мать, про какую статью ты говоришь?

— На вот те, про какую! В газете нынче пропечатана. Вот на комоде лежит-то. Там, говорят, и про Павлушу есть, что он правильно, мол, вывозку на день остановил, чтобы несчастных случаев не допустить.

Павел тотчас встал, взял газету и начал читать вслух.

«Как раз под собрание подоспело, — обрадовался он статье. — Молодчина, Верочка, умница!» — и посмотрел на отца.

Старик сидел нахмуренный и, обжигаясь, глотал круто заваренный чай, переставляя стакан с ладони на ладонь.

— Ой, и дивчина, боева-ая, — проговорила мать, хитровато поглядывая на сына, — все бабы ее хвалят за смелость.

— Понимаете вы много, — набросился на нее муж, — другой бы кто написал, еще куда ни шло, а дочери неприлично отца грязью обливать.

— И-и, куда хватил!.. Да ежели хочешь знать, она его чистой водицей промыла. Промолчи она, глядишь, со временем и под суд бы попал из-за того же Скупищева. Ему ее на руках носить надо!

— Куда там… — презрительно усмехнулся старик. — Что ж, ты и про меня написала бы?

— Сама бы не смогла, — призналась жена, — попросила бы кого-нибудь. А за тебя бы не краснела…

— Ну, знаешь, мать…

— А мама права, — вмешался в разговор Павел. — Ты-то сам, папа, как бы поступил, если бы я свихнулся?

— Не дозволил бы…

— А если бы я не послушал тебя?

— Из дому выгнал бы в два счета!

— Это легче всего, — проговорил Павел. — И я не поверю, что Верочка сразу обратилась к газете. Думаю, она не раз пыталась помочь отцу, а потом пошла на крайность. Иначе — мама правильно заметила — он мог докатиться до суда.

— Но ведь его теперь могут снять с работы, из партии исключить…

— Не знаю, папа…

— Тяжело… Ну, спасибо, мать, за завтрак, — поднялся старик из-за стола. — Пойду к Седобородову потолкую, а потом чинить забор стану. Слышишь, мать?

— Ступай, ступай! — отмахнулась жена.

23

Столетникова убирала в шкаф последнюю тарелку, когда в комнату постучали. Старушка, оправляя передник, направилась было предупредить сына, но, махнув рукой, заспешила к двери. На крыльце стояла Заневская.

— А, Вера Михайловна! — певуче проговорила хозяйка и приветливо улыбнулась.

— Здравствуйте, — сдержанно поздоровалась девушка. — Александр Родионович дома?

— Дома, дома, доченька, проходи, голубушка. — Са-аша, встречай гостью!

Она провела девушку к комнате сына, открыла дверь.

— Александр Родионович, мне очень надо с вами поговорить. Очень! — подчеркнула она и, не ожидая приглашения, тяжело опустилась на стул.

Лицо ее было взволнованно, глаза припухли, — видно, плакала, да и сейчас не смогла сдержать слез. Посмотрела на Столетникова и, закусив нижнюю губу, заплакала.

«Наверно, Михаил Александрович скандал закатил», — подумал Александр и, подойдя к Верочке, ласково положил руку на ее вздрагивающее плечо.

— Вера Михайловна, не надо. В жизни все случается…

— Да, случается… — машинально повторила Верочка и тяжело вздохнула. — Но что, что мне делать, Александр Родионович? Такое творится на душе… Хотела помочь папе… говорила с ним, спорила, доказывала, упрашивала — не помогает, — глотала она слезы. — То рассердится, то не обращает внимания — ничем его не возьмешь!.. Вот и написала… а папа прочитал статью и такое устроил, что я ничего подобного и не видела… Кричит на меня и на маму, ногами топает… Вы обе, — говорит, — решили меня с ума свести, хотите, мол, чтобы я руки на себя наложил… Теперь заперся у себя, что-то бурчит… Что делать, Александр Родионович?