Тайга - [27]
– А сколько вам лет? – спросил я, набравшись храбрости: заключенные следователям вопросов не задают. Он охотно ответил:
– Двадцать пять. На три года старше тебя… Слушай, Москва красивый город? – вдруг спросил он в свою очередь.
– Для кого – как. Для меня – красивый.
– А я, знаешь, еще никогда не был в Москве, – огорченно сообщил он. – Вот осенью отпуск получу и поеду. Надо посмотреть… Да, а кто был инициатором вашего побега?
– Цыган… – ответил я. Так было условлено между нами: вали все на мертвого.
Следователь улыбнулся и лукаво подмигнул мне:
– Ой, врешь! Фомин – вот кто! Он и карту достал, и бусоль.
– Нет, Цыган… – настаивал я.
– Ну, чёрт с тобой! – махнул он рукой и принялся что-то записывать в протокол допроса. – Цыган так Цыган!
Первый раз в жизни я видел такого симпатичного следователя. Я вспомнил Лубянскую тюрьму, первые дни допросов, вспомнил, как рукояткой нагана бил меня по голове и по лицу следователь – как не похож он был на этого славного парня! Было ясно: или молодой лейтенант был еще очень неопытен в делах, или просто симпатизировал мне, а быть может, и то и другое вместе.
Задав еще несколько вопросов, относящихся к побегу, следователь снова вернулся к теме о Москве и долго, подробно расспрашивал меня о ней.
– А скучно здесь, в тайге, – заключил он, потягиваясь.
– Вам-то что! А вот нам, заключенным…
Он строго посмотрел на меня, глазами запрещая продолжать беседу в этом тоне. В дверь постучали.
– Кто еще там? – недовольно осведомился Ступин.
Из-за косяка двери показалась красная физиономия Котова.
– Товарищ младший лейтенант, разрешите войти?
– Входите.
Котов вошел, молодецки оправил у пояса гимнастерку.
– Допрашиваете? – кивнул он головой на меня. – Стрелять их надо, как собак…
– В чем дело? – сухо перебил его следователь.
Котов подобострастно улыбнулся и с баса мгновенно перешел на тенор. Я прямо остолбенел: не верилось, что у нашего грозного начальника прорезался такой тончайший тенорок.
– Обед готов, товарищ младший лейтенант, – доложил Котов. – На первое суп с печенкой, на второе – рябчики. Я специально стрелка послал в тайгу… шесть штучек убил…
Я глотнул слюну, как-то вдруг наполнившую мой рот.
– Хорошо. Идите, – обрезал его Ступин, а когда Котов был уже за дверью, громко крикнул ему вдогонку: – Да, вот еще что! Распорядитесь, чтобы беглецов накормили! Двойную порцию!
– Есть!
Следователь долго сидел молча, насупившись, бессмысленно чертя пером по листу бумаги. В коридоре громко высморкался часовой. Ступин встал и, поправляя кобуру нагана, тихо сообщил:
– Допрос окончен.
Я встал тоже и спросил:
– Сколько же мне… добавят к сроку?
– А убегать больше не будешь? – прищурив глаз, спросил он.
– Нет.
– Даешь слово, что не будешь?
Поколебавшись, я твердо ответил:
– Даю.
– Ну, тогда хватит с тебя штрафного изолятора. Месяцев шесть получишь… Конвой, возьмите заключенного!
Через десять дней нам объявили приговор: Фомин получил три года добавочных к своим семи; Чуб и я приговаривались к заключению в штрафной изолятор на шесть месяцев. Следователь сдержал свое обещание.
Сдержу ли я свое?
«Стошестидесятый пикет»
I
Тайга, тайга, тайга…
Узенькая тропинка, пробитая ногами изыскателей, идет вдоль пикетов будущей железной дороги. Кругом чахлые сосны и зеленовато-серый мох.
Я смотрю на увязающие по щиколотку в болотной воде кожаные сапоги моего переднего конвоира и стараюсь ступать по его следам. Иногда он проваливается в трясину до колен, снимает с плеча винтовку и, опираясь на нее, как на палку, вытаскивает по очереди ноги. За ним проваливаюсь я, а за мной – второй конвоир, угрюмый и молчаливый зырянин, ни на минуту не выпускающий изо рта трубки.
Ноги мои, обутые в берестяные лапти, нестерпимо болят; между пальцами появились ранки от ржавой болотной воды. Через каждые 100 метров встречается на тропинке колышек с номером на затёсе. Это – пикеты, пунктир будущей железной дороги. Здесь еще не начинались работы по отсыпке полотна. Не прорублена даже и просека. Наша конечная цель – 160-й пикет. На ближайшем колышке – число 78, значит, осталось 82 пикета, или восемь километров пути.
Что ждет меня впереди? Что?
Всех нас разбросали по разным местам. Фомина отправили по этапу за полярный круг на Воркуту, на угольные шахты. Ваську Чуба – в штрафной изолятор «Гора крутая», для меня начальство почему-то выбрало изолятор «Стошестидесятый пикет», о котором среди заключенных много ходило страшных слухов.
На пригорке садимся отдохнуть. Здесь совсем сухо.
Я снимаю лапти, разматываю мокрые портянки и осматриваю ноги. Маленькие изверги – комары не дают ни секунды покоя. Конвоиры развалились на траве. Зырянин, раскуривая трубку, лениво осведомляется:
– За что сидишь?
– Не знаю – отвечаю я.
Он рассмеялся. Видно, что не верит мне.
– А по какой статье?
– Пятьдесят восемь.
– А-а-а…
Конвоир явно разочарован, ему интересно было бы услышать рассказ об ограблении или убийстве. А то просто контрреволюция! Скучно!
Он зевнул и повалился на спину. Другой конвоир, молодой курносый парень, поглаживая положенную на колени винтовку, спросил:
– Сколько ж тебе дали?
– Пять лет.
Он помолчал и через некоторое время снова спросил:
