Тайфун над пограничной заставой - [45]

— Сразу? — переспросил Бочкарев пугаясь. — Вы считаете, товарищ полковник, что ждать опасно?

— Да, считаю, — резко ответил доктор. — Как у вас погода?

— Только что была ничего, но, кажется, начинает портиться.

— Гм, да... Если мне не удастся сейчас вылететь, жду вашего звонка. Звоните в любое время оперативному, меня разыщут... Все. Будьте здоровы.

Бочкарев долго не мог положить трубку на место. Он посмотрел в окно: неподвижный до этого снег на дворе начал тихонько кружиться.

— Дежурный! — позвал Бочкарев. — Штормового предупреждения не получали?

— Получили, товарищ старший лейтенант.

Начальник заставы взял из рук дежурного радиограмму и прочел.

«Сегодня, одиннадцатого декабря, по восточному побережью полуострова ожидается тайфун силою до десяти баллов. Ветер шквальный до двадцати метров в секунду. Температура воздуха в северных районах Камчатки — до тридцати трех градусов ниже нуля».

И, словно в подтверждение только что прочитанного, вдруг потемнело, налетел первый шквал. Молоденькие березы смутно различимые из окна канцелярии, вздрогнули, наклонились к земле да так и не выпрямились. Задребезжала неплотно пригнанная рама. Смерзшееся солдатское белье, висевшее на веревке, поднялось, будто на петлях, и приняло горизонтальное положение.

«Не выпустят вертолет», — тревожно подумал Бочкарев и пошел к Тоне.

Ветер уже валил с ног, и Бочкареву пришлось воспользоваться канатом, который на зиму всегда натягивали между казармой и офицерским домом.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — нарочно бодро спросил Бочкарев, сбрасывая в прихожей шинель. — Скоро, Тонечка, прилетит врач. Я вызывал.

Тоня грустно улыбнулась и показала глазами на окно.

— Как же он прилетит в такую непогодь, Вася?

— По санзаданию в любую погоду летают, — солгал Бочкарев.

Тоня чувствовала себя все хуже. Час назад Надежда Петровна измерила ей температуру и ахнула: тридцать девять и семь. Ее лихорадило, болевые толчки в ране усилились.

— Полковник говорил, что в отряде есть чудесный врач — Михал Михалыч. Вот он и прилетит.

— Я во сне видела свой дом, маму; будто она получила телеграмму, что я умерла...

— Перестань об этом говорить, слышишь! — прикрикнул на нее Бочкарев. — К чему эти глупые мысли! Вот прилетит Михаил Михалыч и вылечит.

— А если не прилетит?

— Во-первых, этого не может быть, а во-вторых, я только это с ним разговаривал по рации. Он сказал, что ничего опасного пока нет, и назначил лечение. Пенициллин, стрептомицин, димедрол... Я уже сказал санинструктору, он все сделает. Потапенко у нас медициной ведает.

— Боже мой!

— Ну и что? Когда речь идет о здоровье, Тонечка, не разбираются, кто делает укол, — мужчина или женщина... — он прислушался. — Прости, кажется, телефон... — из-за шума за окном звук зуммера почти не прослушивался.

Бочкарев взял трубку.

— Слушаю, Иван Иванович... По-прежнему.

— Опять уходишь? Мне страшно оставаться одной, — сказала Тоня.

— Сейчас Потапенко придет. Да и Надежду Петровну могу попросить.

— Она и так измаялась со мной. С шести утра...

— Кого же тебе прислать? Невиномысский на границе, старшина занят...

— Пусть Константинов придет, если свободен. Только, когда укол сделают. Я с ним французским займусь.

Бочкарев нахмурился.

— Хорошо, Тонечка... Только уж, пожалуйста, без французского. Пускай просто так посидит.

Можно было вызвать Константинова по телефону или же пригласить в канцелярию, но Бочкарев счет неудобным то и другое и решил сам разыскать солдата. Константинов был на кухне и чистил картошку. При виде начальника заставы он встал и со своей обычной усмешкой посмотрел ему в глаза.

— У меня к вам просьба, — сказал Бочкарев, стараясь не замечать этой усмешки. Обычно вне службы он всех солдат звал на ты, но так называть сейчас Константинова он не мог. — Минут через пятнадцать пойдите ко мне домой и посидите немного с Антониной Кириллловной... Ей плохо.

Константинов ошарашенно посмотрел на начальника заставы и насмешливая улыбка мгновенно сошла с его лица.

— Слушаюсь, товарищ старший лейтенант!

Он едва дождался, пока прошли эти пятнадцать минут, схватил с вешалки полушубок, шапку, наскоро оделся и, пригнувшись, чтобы не сбил с ног ветер, побежал через двор.

— Можно? — спросил он, несмело стукнув в дверь спальни.

Увидев Константинова, Тоня натянула до горла одеяло и слабо улыбнулась.

— Можно, товарищ Петя... Кажется, я совсем заболела.

Он положил на стул шинель и шапку и пошел к постели.

— Как же так, Тоня? Ну что это с тобой?

В ответ Тоня чуть пожала плечами. Она держала край одеяла пальцами, и Константинов стал тихонько гладить их.

— Ну, разве ж так можно, Тонечка... — приговаривал он.

— Тише ты, а то через стенку все слышно.

— Я ведь шепотом.

— Мне что-то плохо, Петя... Чего доброго, вот возьму и умру. Что вы все тогда будете делать?

— Не надо, а то... Зайду в океан и буду ждать прилива, как матрос Жильят из «Тружеников моря».

Тоня едва заметно улыбнулась.

— Ты фантазер, однако. Зима ведь.

— Да, я не учел, что уже зима. Но я придумаю какой-нибудь другой способ покончить с собой... Ты вся горишь! — он дотронулся губами до ее пылающего лба и поцеловал.

— Не надо, Петя. Я же беспомощная, а ты...