Тайфун - [52]

— Буду делать чик-чик, — сказал он, пробуя на пальце лезвие ножа.

— Почему? Что такое? — вскрикнула Мариэтт.

— Моя добрый. А ты, мадама, врешь-врешь. Нехорошо писала бумагу. Деньга не дают. Банка смеялась. Шалтай-болтай писала мадама. Моя добрый. Ты — мошенник, мадама. Сейчас буду делать чик-чик. Давай рука. Буду делать палец долой.

— Неправда! — закричала Мариэтт, вся дрожа, и отскочила к стенке. — Я правильно написала! Две тысячи восемьсот.

— Нет, нет, — спокойно ответил китаец. — Шалтай-болтай. Худо писала. Моя ничего не делал худо. Моя добрый. Ты — нет. Сейчас буду резать палец. Чик-чик. Давай лева рука. Права будет писать другая бумага.

— Честное слово, я написала правильно! — закричала Мариэтт и не узнала собственного голоса.

Ужас сдавил ей горло, и в нем ощущались беспрерывные судороги. Чувствовала, что сейчас, как в детстве, когда ее обижали, — бросится на китайца и начнет кусать его. Но у китайца в руках был нож…

— Я написала правильно, — тупо повторяла она. — Правильно. Все, как надо. А в банке тебе сказали неправду. И я не позволю тебе отрезать у меня палец.

— Кричи, мадама, сколько хочешь, — невозмутимо сказал китаец. — Се равно никто не слышит. Лучше давай рука, а то худо будет. Возьму веревку, свяжу руки, в рот суну тряпку — будешь тихая; а моя пробует, какая мадам баба. Моя любит русская баба, — белая, чистая!

Мариэтт съежилась от страха, глотнула воздуха и медленно стала отступать вдоль стены, не спуская глаз с китайца.

— Ну, мадама, скоро-скоро.

И, вынув из кармана веревку, стал неторопливо распутывать ее.

— Ты не смеешь! — закричала Мариэтт и заплакала совсем по-детски беспомощно, бессильно.

В это самое мгновение раздался сильный удар в дверь, показался Стэн, китаец отскочил в сторону. Прозвучал короткий, сухой треск браунинга. Китаец упал.

Стэн схватил Мариэтт за руку и, тяжело дыша, сказал:

— Идем. Где ваш чемодан?

Мариэтт восторженно посмотрела на него и вырвалось у нее по-русски:

— Боже мой, какое счастье!

Затем она схватила чемодан и выбежала вслед за Стэном, который освещал фонариком путь перед собой.

Несколько мгновений спустя они выбрались из баржи и сели в лодку. Двое гребцов подхватили чемодан и быстро загребли, не произнося ни слова.

Ночь была черная, как бархат. Но впереди небо было освещено розоватым заревом городских огней. Лодка туда и направлялась.

9

Прижимаясь к Стэну, — не столько от холода, сколько из нежного чувства к нему, — Мариэтт тихо спрашивала:

— Как вы узнали, где я? Что произошло с вами?

— Потом все объясню подробно, — спокойно сказал Стэн. — Впрочем, могу и сейчас. Тогда мне удалось вырваться. Это когда меня усаживали в лодку. Вы в это время были в обмороке и вас отнесли в другую лодку. Так вот: я вырвался, предварительно кого-то оглушив ударом. Хотел было тотчас же заявить полиции, но потом раздумал. Поиски полиции могли трагически решить вашу судьбу. Я решил ждать, пока не потребуют выкуп. И я не ошибся. Вчера явился ваш китаец за вещами. В гостинице, естественно, не хотели выдавать чемодан, но я приказал выдать и проследил за китайцем. Это было днем. Ничего нельзя было предпринять, потому что у баржи безотлучно находились четыре китайца.

Поэтому я отложил до ночи. Вот и все. Но из Харбина нам надо немедленно уезжать.

— Еще несколько минут… — сказала она и запнулась.

— Еще несколько минут, и он бы отрезал у меня палец. Какое счастье, что вы явились!

— Виноват, — удивленно спросил Стэн. — Почему же он хотел отрезать у вас палец? Он требовал чего-нибудь у вас?

— Я выписала ему чек, — торопливо объясняла Мариэтт.

— Он сбегал в город и, очевидно, ему в банке денег не выдали. Ну ясно — моя чековая книжка на шанхайский банк. Тогда он решил, что я его обманула.

— Ах, вот что! А чеку у него?

— У него.

— И на какую сумму?

— На 2800 фунтов.

— И это все, что у вас было?

— Нет, у меня еще осталось. Но как вы думаете, они смогут получить деньги?

— Не знаю. Вряд ли. Во всяком случае, мы что-нибудь придумаем. Но только прошу вас: ни одного слова о том, что с нами произошло. Ни одного слова. Иначе полиция нас здесь задержит до полного расследования всего дела. А тут еще раскроется, что убит ваш китаец.

— Тише! — шепнула она.

— Ах, они ничего не понимают, — спокойно сказал Стэн и, приблизив к Мариэтт свое лицо, тихо спросил:

— Я надеюсь, вы мною довольны?

Мариэтт ничего не сказала и только сильнее прижалась к нему вместо ответа.

— А вы помните, — продолжал он, — мои слова о том, что вы неприступны, как Гибралтар и что первого шага я жду от вас?

— Ах, Боже мой! — воскликнула Мариэтт. — Прежде всего нам надо очутиться в полной безопасности. А уж потом будем вести разговор на эту тему.

— Вы уклоняетесь от ответа, — сказал Стэн.

Мариэтт взяла его руку, приложила ее к своей щеке и в смущении произнесла:

— Неужели же нужные еще какие-то слова? Разве вы не видите, что я восхищена вашей смелостью и мужеством?

— Это еще не ответ, — возразил Стэн.

— Глупый! Какой еще ответ вам нужен? — пробормотала Мариэтт и, пользуясь темнотой, крепко охватила Стэна за шею.

Полтора часа спустя в бурной радости освобождения она стала его возлюбленной, охваченная восторженной мыслью, что останется при нем навсегда, потому что впервые полюбила по-настоящему.