Тайфун - [30]

Внезапно, точно в самом деле из-под земли, показался сутулый старик, опиравшийся на грубую самодельную палку, напоминавшую посох. Пристально и недружелюбно он посмотрел на меня, сухо поклонился и сел рядом. Так просидел он неподвижно и молча минут десять, а затем подошел к озеру, собираясь стать на доску, изображавшую нечто вроде пристани для лодок.

Я давно заметил, что доска была гнилая, и она вряд ли выдержала бы тяжесть грузного старика.

— Будьте осторожны, — поторопился я предупредить его. — Доска гнилая.

Он обернулся, удивленно посмотрел на меня, словно я сказал нечто совершенно неуместное и — высокомерно улыбнулся.

— Мне бояться нечего, — заметил он беспечным тоном, но все-таки доской не воспользовался. Посмотрев вдаль, он вернулся к скамье, снова уселся и только тогда добавил: — Я не боюсь смерти.

Мне не хотелось поддерживать разговор, и я промолчал. Но, должно быть, на моем лице он успел уловить достаточное недоумение и поспешил объясниться:

— Я действительно не боюсь смерти, потому что знаю наперед, что она минует меня. По крайней мере, здесь.

Я презрительно подумал: «Астролог, составитель гороскопов?..».

И из вежливости спросил:

— Вы, вероятно, астролог? Или верите в астрологию?

— О, нет, — ответил он недовольно. — Избави Бог! Этим я не занимаюсь. Астрология — либо шарлатанство, либо ребячество. И то и другое мне совершенно чуждо. Но, чтобы у вас не оставалось недоумения от только что сказанного мною, я могу пояснить свои слова. Полагаю, это будет вам интересно.

Я кивнул головой.

Старик подумал немного, затем внимательно посмотрел на меня сумрачными глазами и начал рассказывать.

* * *

— Я действительно начну с одного старинного итальянского астролога по имени Гвидо Бонати, который утверждал, что в 1223 году он встретил человека, бывшего современником Христа. Этого человека, по его словам, звали Буттадеус, что значит «ударивший Господа». А получил он свое позорное прозвище за то, что, когда Христос шел на Голгофу, Буттадеус в фанатичной ярости приверженца старины ударил Его по лицу. И вот, за это Буттадеус будто бы был осужден на вечные скитания. Но я должен сказать, что это неправда. Это клевета. И прежде всего клевета на Самого Христа. Ибо кроткий Христос не мог быть столь мстительным и жестоким, чтобы обречь кого-то на вечную муку. И Данте поступил совершенно правильно, что в своей «Божественной Комедии» поместил обманщика Бонати в один из девяти кругов ада. Но все же неправда продолжалась много столетий, и много почтенных людей прибегали к этой лжи, чтобы вызывать сугубую жалость к Христу и ненависть к Его противникам. Так поступали английский монах Роджер Вендуэр, путешественник Ян Мехельн, епископ Шлезвитский Эйцен, Филипп Муске и другие. Даже такой ученый, как монах Сент-Альбанского монастыря Матвей Парижский, который любил говорить, что «лгать значит оскорблять Господа», — и тот прибегал к упомянутой небылице, переиначив имя Буттадеуса в Картафила, не замечая того, что это имя означает по-гречески «очень любимый». Как же может человек, осужденный Христом на вечную муку, называться «очень любимым»!.. Когда нравы становились более жестокими, уже недостаточно было рассказывать, что кто-то ударил Христа, пришлось снабдить этого дерзкого человека железной перчаткой. Но опять-таки: я утверждаю, что и это неправда. Дело обстояло не так, и можете мне поверить, что я лучше других знаю, как это случилось, потому что… потому что я и есть этот человек, именуемый Вечным Жидом. Вы меня слушаете?

* * *

Я был тогда совсем молодым и стоял на пороге своего дома, наблюдая проходившую мимо меня толпу. С криками и насмешками она сопровождала Христа, шедшего на Голгофу. Я видел Его впервые, но знал, что Он объявил Себя Сыном Человеческим и обещал воскреснуть после смерти, чтобы войти в Царствие Свое. В нашей религии ничего об этом не говорилось, и я считал, что Христос лжепророк, каких было немало в те времена. И поэтому, когда, изнемогая под тяжестью креста, Иисус остановился, чтобы отдохнуть, я насмешливо закричал ему: «Чего же ты медлишь? Тебе ведь смерть не страшна!». Христос с улыбкой посмотрел на меня и сказал: «Я пойду. Но ты будешь ждать Моего возвращения, чтобы убедиться в истине всех Моих слов». Я вернулся в свой дом, где жил мой отец-плотник и моя мать-портниха, шившая платья для левитов. Очень скоро я забыл о Христе, как и многие из моих соплеменников, и вспомнил о Нем только через много лет, когда уже был стар. К тому времени император Тит Веспасиан разрушил Иерусалим, моя семья вынуждена была бежать из Палестины в Александрию, один за другим умирали мои сверстники, а я, немощный, убогий и пресыщенный годами, еще не чувствовал приближения смерти и испытывал худшее, что может испытывать человек, ибо я видел смерть своих детей и пережил всех своих внуков. Вот тогда я вспомнил о словах Иисуса из Назарета и рассказал о них кому-то из окружающих. Мой необычный рассказ дошел до людей, называвших себя христианами, и они стали толпами приходить к моему дому, чтобы упрекать меня за ошибку, содеянную в молодости и по неразумению. И я бежал от них. Бежал сначала на остров Кипр, оттуда в Рим, чтобы, подобно капле, попавшей в море, затеряться среди множества разноплеменных людей, населявших этот великий город.