Таящийся ужас 2 - [46]

Близился вечер, с наступлением которого я связывал вожделенные надежды на освежающую прохладу, тем более, что неподалеку были и река, и море, однако, как это не раз случалось за последние дни, сумрачный воздух не принес никакого отдохновения и лишь сгустился, угрожающе сжав меня со всех сторон. Временами мне даже казалось, что я своим телом разрезаю какую-то вязкую, плотную субстанцию, что в общем-то было не так уж далеко от реальности из-за выползшего из болот низкого, густого тумана, отчего даже в свете фонаря я не видел дальше, чем на несколько метров.

Впрочем, все эти невзгоды были не столь значительными, и я мог бы довольно свободно продолжать свое путешествие, если бы не мучившая меня жестокая жажда. Особенно удручало то, что время было уже довольно позднее, а я практически не имел шансов найти работавший придорожный трактир, если таковой вообще встретился бы в столь негостеприимной местности.

Мне, наконец, надоело безостановочно крутить педали, постоянно думая о воде и ночном отдыхе, так что я слез с велосипеда и пошел пешком, ведя его рядом. Вокруг на мили простирались довольно опасного вида болота, и я, плотно окутанный туманом, стал вполне отчетливо осознавать предательские масштабы пустынных просторов здешних мест.

Липкий, теплый туман ощутимо мешал идти, так что пришлось сбавить ход. Я основательно устал, очень хотелось спать, особенно — пить, а кроме того, досаждала неопределенность дальнейших перспектив путешествия. Но особенно меня раздражало то, что все это время я, по сути дела, находился в непосредственной близости от одного из наиболее густонаселенных городов мира, где в любой момент можно обрести столь долгожданный покой — и вот, оказавшись в этой унылой местности, я почувствовал себя путником, затерявшимся в безбрежных просторах Сахары.

Теперь я казался себе глупым, отчаянно проклинал собственную самонадеянность, с каждой минутой истощавшую терпение. Меня стала откровенно злить эта дурацкая затея — отправиться в путешествие по такой нелепо устроенной стране, какой мне сейчас представлялась Англия, и я искренне досадовал на одиночество. Мне и раньше приходилось пускаться в подобные вояжи, но в компании одного или нескольких спутников, и я успел заметить, что, как ни приятно было человеческое общение, в пути две головы оказывались далеко не всегда лучше, чем одна, а постоянные споры у развилки дорог могли испортить любое самое радужное настроение от велосипедной прогулки. Вместе с тем я не мог не признать, что и нынешнее одинокое существование стало действовать мне на нервы. Не знаю почему, но я всегда принадлежал к числу тех странных людей, которые начинают испытывать неудобство, попросту нервничать, находясь на широких, плоских, открытых пространствах, и хотя в столь поздний час я практически ничего не мог разглядеть вокруг, мне казалось, что чувство это буквально пронзает меня, неотрывно давит на мозг.

Я уже смирился с мыслью о том, что здесь на целую милю вокруг не найдешь ни одного дома, когда к собственному безграничному облегчению неожиданно разглядел сквозь туман справа от дороги ярко освещенное крыльцо дома, а чуть повыше — сияющие окна, за которыми угадывалась залитая светом комната.

Обрадованный неожиданным открытием, я энергично двинулся в этом направлении и вскоре обнаружил, что дом стоит совсем недалеко от тропы. Найдя калитку, я прислонил к ней свой велосипед.

Дорожку к дому окружали высокие вечнозеленые деревья. Последние пятьдесят метров, отделявшие меня от главного входа, с отчаянной резкостью напомнили мне, как сильно истомился я без воды — чувство жажды воспринималось, как самая настоящая и к тому же жесточайшая пытка.

«А вдруг я не найду там воду?» — пронзила меня отчаянная мысль.

Передвигаясь по этой не столь уж длинной дорожке, я безостановочно думал о пинтах, квартах, галлонах холодной как лед влаги, вытекающей из глубокого колодца, и мое воображение рисовало картины неистовой жадности, с которой я залпом осушу ее всю.

Подойдя ближе, я разглядел за оконной занавеской гротескно большие очертания головы и плеч человека. Тень неожиданно скользнула вниз, словно человек резко нагнулся или присел. Я позвонил в странного вида старомодный колокольчик — надо было дернуть за веревочку. Дом наполнился звоном, который, разносясь вибрирующими волнами, потихоньку затихал, превращаясь в разрозненные колебания, пока наконец не смолк совсем.

Смущенный, я стоял и чувствовал себя круглым дураком. Мне почему-то вспомнилась картинка из далекого прошлого: я, еще совсем ребенок, стоял, как теперь, и просил воды; меня приветливо встретила добрая женщина, которая утолила мою жажду, а потом преподнесла в подарок два сочных яблока. Впрочем, сейчас я был уже далеко не ребенок, да и время было позднее.

Звонок прозвенел, однако из дома не донеслось ни звука. Снедаемый отчаянной жаждой, я позвонил еще раз и вновь услышал протяжный, отдающийся эхом звон колокольчика. На этот раз мне повезло — на лестнице послышались шаги. Спустя секунду дверь резко распахнулась и из темноты — поскольку в прихожей свет не горел — раздался голос: