Татьянин день. Неразделенное счастье - [18]

— Есть доказательства? — живо заинтересовался Костенко. — Отлично. Завтра в девять утра жду вас у себя, в следственном отделе, поговорим. Буду рад познакомиться с лучшим другом покойного. Только вот… или мне показалось? Я друга верного на похоронах не видел.

— Смотреть надо лучше… — почти шепотом огрызнулся Семен, но заметно стушевался, притих и теперь пил молча, стараясь не привлекать к себе внимания.

— Нин, — подсела к Перепелкиной Галина, — да не обращай ты внимания. Напился, как свинья… Ты же сама знаешь, какие у твоего Генки приятели были. А ты почему ничего не ешь? Я за тобой следила.

— И ты тоже следила? — невесело улыбнулась Нина. — Я поем, поем, а то когда еще домашнего попробуешь… Правильно, гражданин следователь? — повернулась она к Борису.

— Забыла? Вопросы задаю я, — ответил тот, а Нина обратилась к Диме:

— Ну а как свадьба прошла?

— Да так… Нормально.

— Ты чего, случилось что-нибудь? — По тому, как отреагировал Дима, Нине стало ясно, что все прошло отнюдь не так гладко, как хотелось бы.

— Ну какая ж свадьба без баяна… Да нет, все нормально. Были кое-какие непонятки, а так — ничего.

— Танюшка-то как? Счастлива?

— А ты бы сама ее и спросила. Хочешь, сейчас позвоним — она мигом прибежит.

— Нет, — покачала Нина головой, — не надо. Дим, да ты чего? У человека медовый месяц, а ты ее на поминки тащишь. Вот больше ей заняться нечем! Был бы праздник… Да и вообще, мне уже скоро ехать надо… домой. Я правильно говорю, гражданин следователь?

— Я тебе просто поражаюсь, — заметил Костенко, едва Дима отошел помочь Виктору с тарелками и прочим. — Считай что на пять секунд на волю выпустили, когда еще такое случится. Другая бы всех на уши поставила, всех друзей сюда притащила… А она еще мается: «Ах, этим будет неприятно, тем неудобно, зачем людей от счастья отрывать»… Неужели не хочешь с лучшей подругой увидеться?

— Хочу. Очень хочу, — почти со слезами ответила Нина. — Но, Борь, я так не могу. Ты знаешь, сколько Таня горя хлебнула? Пусть хоть сейчас счастья попробует, а я за нее порадуюсь… Да ладно, мы здесь по другому поводу. И ничего я из себя не показываю, мне за Генку на самом деле обидно и жалко его… Руки у него просто золотые были, все мог. Я только-только приехала, на стройку устроилась, еще ничего не умела. Он же меня всему и учил. Зря ты ухмыляешься, — кинула она вновь подошедшему Диме, заметив его скептический взгляд, — тогда это был совсем другой человек… Он ведь почти не пил. И такой робкий был, как мальчик. Куда я иду — туда и он, ну прямо как собачка.

— Ага. А потом собачка подросла и кусаться стала, — вырвалось у Димы.

— Дим, не надо. Я не говорю, что он ангел… Потом всякое бывало. И ругались, и дрались. Начал пить — и ничего от человека не осталось. С полуоборота заводился, чуть что, сразу в драку. Все водка проклятая.

— Вот и допился, — подвела итог Тамара Кирилловна.

— Ну и друзья, конечно, расслабиться не давали, — продолжала Нина, мрачно взглянув на Семена. — Вот так, мужик был крепкий, а воля слабая, а гут, как на грех, дружки…

— Что ж ты его от дружков этих не отваживала? — осуждающе спросила Тамара.

— А как? Он уже сам с усам — «с кем хочу, с тем и пью». А когда я… когда мы с ним… разошлись, так я и вообще понятия не имела, с кем он там водился. Воевали мы с ним круто, я ведь тоже не подарок… Но у дружков-собутыльников я Генку отбить нс смогла… А если кто думает, что это я его… Бог им судья. Ну, помяните Гену, пусть земля ему будет пухом.

— Вон как жена-то про покойника сказала душевно. Любила, видать, — с надрывом вздохнула бабка, — Небось, ходила за ним, как за малым дитем. Он, бедный, поди, болел долго?

— Убили его, — уточнил Дима.

— Убили? — ахнула бабка, — Ай-ай-ай! Страх-то какой… А кто убил — уже известно? А как убили-то? Придушили? — Дима всем своим видом показывал, что не намерен поддерживать беседу, так что бабка только головой покачала: — Значит, зарезали… Ох ты, господи, вот люди-то. Звери, не люди. Слышь, а кто зарезал?

— Как это кто? — угрожающе хмыкнул Дима, скроив страшную физиономию. — Да ты и зарезала. Не бойся, бабка, выпивай, закусывай, я тебя не выдам. Ну, если не будешь ко мне приставать с вопросами. Поняла?

— А я слыхала, что зарубили, — тут же встряла бабкина подруга.

— Слыхала она, тетеря глухая! Не зарубили, зарезали, — поделилась та информацией. — Он же пил, говорят, без просыпу. Всю получку до копейки пропивал, вещи из дома таскал. Дети голодные, голые-босые, а он — не просыхает. Детей, говорю, бил смертным боем! А уж как жену бил — она, бедная, от него по соседям пряталась, — на ходу сочиняла она «подробности». -А сам еще гулял от нее, бесстыдник. Пьет и гуляет, пьет и гуляет. Ну и догулялся, кто ж это терпеть будет. Вот и получил топором по голове и помер под забором.

— А говорила, зарезали. Кто зарубил-то? — встрепенулась подружка.

— А жена, кто ж еще? Разве такое вытерпишь?

— Бабка, ты чего несешь? — начал унимать ее Дима. — Спятила совсем?

— Ты же мне сам говорил, — ничуть не растерялась бабка. — А ты откуда все так хорошо знаешь? Может, ты его и убил?

— Бабка, я тебя предупреждал? — зашипел Дима, краем глаза заметив, как ухмыляется Костенко. — Тебя, как человека, пустили выпить-закусить, надо было только сидеть тихо. Ну раз уж ты меня пропалила, придется и тебя убрать. Мне теперь терять нечего, так и так пожизненное!