Татьяна Доронина. Еще раз про любовь - [33]

— Чего ты хочешь? — спросила она.

И Таня рассказала все, рассказала, как тоскует по Ленинграду, по БДТ.

— У меня пропала радость. Я выхожу на сцену, а радости нет…

Удивительно, но эта властная, элегантно одетая, красивая женщина ее поняла.

— Не плачь, — сказала она. — Никогда не плачь. Я вот… не плачу.

И столько боли и одиночества стояло за этими словами, что собственные печали куда-то отошли, показались не такими уж и несчастьями рядом с болью женщины, которая при всем том, при всех личных неурядицах и одиночестве, еще была и министром культуры. Настоящим министром, отстаивающим настоящую культуру, борющимся за нее в полную меру своих женских, но совсем не слабых сил. Она отстаивала спектакли, которые считала произведением искусства, несмотря на противодействие высоких чинов, понимая, что талантливые спектакли запрещать нельзя. Она открывала библиотеки, картинные галереи, хоры и театры, творческие коллективы, она преумножала культуру великой страны, понимая значимость и необходимость этого духовного богатства, без которого нет народа. Наверно, она надорвалась от своей тяжкой ноши, устала от этой вечной битвы, от предательства, с которым ей пришлось встретиться не раз, в конце концов, устала от жизни. И однажды прервала ее. Впрочем, о том дне, 24 октября 1974 года, до сей поры гадают, прервала или жизнь ее прервалась сама… Как сказано в медицинском заключении, «от острой сердечной недостаточности».

А за год до того, в октябре 1973 года, Фурцева с необычайным воодушевлением открывала новое здание МХАТа на Тверском бульваре, не зная, что именно на этой сцене год спустя будут прощаться с нею. Не зная, что еще через полтора десятка лет в этом здании будет править женщина, к которой она когда-то просто отнеслась не по-чиновничьи, а по-человечески, и потому навсегда сохранившая о ней благодарную память.

Снова Москва. Радзинский

Но почему же она все-таки оказалась во МХАТе, почему ей пришлось идти на прием к Фурцевой? Ведь работа в БДТ Татьяне Дорониной не просто нравилась, она считала счастьем трудиться под руководством лучшего режиссера страны, которым тогда был Товстоногов, мало того, она была его любимой актрисой, играла главные роли… Всю жизнь она будет говорить о том своем шаге как главной ошибке жизни, даже как о предательстве, хотя сам Товстоногов ее так жестоко не обвинял. Он вообще ее не обвинял, хотя и уговаривал сначала остаться, потом возвратиться, специально для этого приехав в Москву. В БДТ Доронина проработала всего шесть сезонов — совсем небольшую часть своей профессиональной жизни, которая практически вся прошла в Москве. И все же в сознании многих и многих ее поклонников она осталась ленинградкой и товстоноговкой. Этот театр и этот режиссер сделали ее великой актрисой, может быть, лучшей театральной актрисой страны. Так почему же она ушла от него?

В 1966 году Доронина уехала в Москву с драматургом Эдвардом Радзинским, который стал ее мужем.

Очевидно, в тот, может быть, единственный раз в своей жизни она поставила личную жизнь выше профессии — она уехала в Москву с молодым драматургом Эдвардом Радзинским, который стал ее мужем. Шел 1966 год. С Басилашвили они расстались еще в 1963-м. О причинах расставания со своими мужчинами Татьяна Доронина говорить не любит, тем более, никогда не говорит о них, бывших, плохо — напротив, она заявляет журналистам, что ее «законными мужьями были талантливые, красивые и лучшие мужчины на свете». Басилашвили, по ее словам, был самым интеллигентным, Радзинский до сих пор остается самым близким и родным, Химичев — самым нежным, внимательным и «хозяйственным». То, что «самый интеллигентный» Басилашвили просто банально изменял ей, читателям рассказывали другие. Правда, оправдывая неверного мужа тем, что Доронина всю свою страсть отдавала театру, сцене, так что муж вроде бы и не мог не искать радостей и земных утех на стороне. Удобная, как говорит современная молодежь, «отмазка». Впрочем, современные мужчины в грехе неверности греха, как правило, не видят, часто даже считают его особым видом мужской доблести. К тому же, возможно, Басилашвили, в те годы сильно уступающему жене в артистической славе, хотелось хотя бы этим доказать самому себе свою значимость и интересность. Труда это ему не составляло, он был весьма красив и привлекателен. Но что интересно: одна из статей, вполне хвалебных и благожелательных, посвященных его очередному юбилею, называлась… «Ласковый мерзавец» — оказывается, таким было «киношное» амплуа актера, на которое чаще всего его приглашали режиссеры.

Словом, увидев (или застав) однажды мужа с его пассией, Доронина, говорят, просто сказала ей: «Бери своего… И чтобы я вас больше не видела». С тем они и расстались навсегда, не поддерживая сегодня между собой никаких связей. К тому же теперь их разводят и разные взгляды на состояние страны и современного общества. Басилашвили, как известно, с начала перестройки встал на сторону ярых демократов-перестройщиков, его связывали личные дружеские отношения с Собчаком. И даже сегодня, когда многие из того лагеря свои взгляды все же скорректировали, убедившись в разрушительности для страны западной либерально-демократической доктрины, он остается верным этой идеологии. Доронина же оказалась по другую сторону баррикад. Для поклонников ее таланта и ее театра она — русская патриотка, отстаивающая своей жизнью и своим искусством нетленные ценности духовности и любви к Родине, к подлинной культуре. Для других она — ретроградка, приверженная всему «замшелому, отсталому, косному, вчерашнему», чего нынешние «мастера культуры» не приемлют. Но об этом споре «западников» с «почвенниками» речь еще впереди, пока же — об уходе Дорониной из БДТ и переезде в Москву.