Тáту - [14]

— Слава, позарез нужна трёшка! — обратился он ко мне, — никто шабашку не предлагал?

— Какие работы, Серёга? Рождество только встретили.

— Не знаешь, где раздобыть?

Я не знал. Но вопрос с деньгами у Сергея не отпал, и он каждый день канючил их у ребят нашего призыва.

— Слушяй, дарагой! — сказал чеченец Спартак, — никто денег тебе просто так не даст. Умей зарабатывать. Посмотри, что плохо лежит, сходи на рынок.

Спартак тоже был черпаком, но уже с духанства он себя поставил так, что не брал ни тряпки в руки, ни лопаты, чтобы мусорку разгребать, да и в наряды его ставили только дежурным.

— Я не умею так. Я же комсомолец, да ещё из Ульяновска!

— Замполиту расскажешь… Хочешь денег, — заработай.

— Как?

— Одеколона выпей на спор!

— У меня нет.

— Что же ты за дед, что у тебя нет даже одеколона. Ты что, не бреешься? Ладно, дам тебе свой «Шипр». Сколько хочешь?

— Пять рублей, — несмело ответил Сергей.

— Пацаны, кто в долю? — спросил Спартак, — сбрасываемся!

До программы «Время» ещё два часа, до отбоя три. Делать особенно нечего в воскресенье. Взводный прапор после ужина ушёл домой. Деды мирно посапывают в кроватях. Духи взлетку чистят от гуталина. Слоны ещё на работах. Впятером мы собрали пятёрку и положили её на тумбочку вместе с почти полным флаконом одеколона. Сергей, зажмурившись, после глубокого вдоха-выдоха сделал первый глоток. Из закрытых глаз потекли слезинки по пунцовому лицу. На третьем глотке одеколон попытался вырваться наружу.

— Сдаёшься? — подначивал его Спартак.

— Нет! Я могу! — пытался доказать спорщик.

Но одеколон оказался сильнее, и на пятом глотке Сергея вырвало недавним ужином.

— Дневальный! — прокричал Спартак, — убери тут у нас… Кто же тебя одеколон учил пить? Ещё и через узкое горлышко… Ладно, готовь нам пятак!

— Нет, я не сдаюсь! — не унимался раскрасневшийся и опьяневший Сергей, — сейчас допью. Дайте отдышаться!

— Давай, Танкист!

Сергей перелил одеколон из узкого горлышка флакона в гранёный стакан и залпом выпил зеленоватую жидкость, которой уже пропахла наша казарма. Сознание покинуло его глаза, и он грохнулся на некрашеный пол кубрика, от чего проснулись даже деды.

— Что тут у вас? — спросонья, потягиваясь, спросил сержант Пейшель.

— Танкист упал. Нажрался одеколона, — с блеском в глазах комментировал Спартак, — Ой, как же его колотит! Хороший был Шипр! Смотрите, он ещё и пузыри пускает!!! Надо бы дневального за Кисой в санчасть отправить.

Мы смотрели на извивающееся по полу тело сослуживца с подмоченными штанами, с белой пеной у рта и не знали, что делать. Мне показалось, что остатки жизни уходят из него, и я крикнул: «Дневальный, бегом в санчасть! Ребята, держите ему руки, ноги, чтобы не сломал». Бляху от ремня я вставил ему в зубы, так как предположил, что у него развился эпилептический припадок.

— Жив? — спросил запыхавшийся Киса. Мы закончили одно медицинское училище, и часто встречались с ним в санчасти, чтобы выпить чая, вспомнить преподавателей и гражданскую жизнь.

— Скорее, пьян.

— Давайте отнесём его в умывальник. Будем отрезвлять его. Холодной водой, марганцовкой и касторкой!

От вечерней поверки нас освободил дежурный по взводу, так как наша реанимация продолжалась до полуночи. Утром Сергей с трудом поднялся с кровати.

— Помнишь, что вчера было?

— Смутно. Помню, что спорил на пятёрку, что пару глотков Шипра сделал, а потом, как отрезало. Я проиграл?

— Нет. Вот твоя пятёрка, — достал из кармана я синюю купюру, — заслужил. Скажи, а зачем тебе деньги то были нужны?

— Матери послать. Болеет она у меня, инвалид.

24.11.1990, Харьков

Здравствуй, папа! Вот и закончилась моя служба в спортроте. Уже десять дней, как я опять в Харькове. Не верится. Казалось, что ещё вчера я был дома: тренировался, встречался за друзьями, учился, словом, делал всё, что хотел. Вроде бы ничего не изменилось, кроме внешнего вида. Но отношение окружающих стало иным. Можно подумать, что надевая солдатское обмундирование, человек лишается всех гражданских прав. Если ты солдат, то тебя можно обсчитать в магазине, можно разглядывать в упор, показать на тебя пальцем, сказать какую-нибудь пошлую гадость… Но главное не в этом. Всё можно пережить. Я не могу понять, как человеку, не имеющего высшего или среднего специального образования, а соответственно и опыта общения с людьми, доверили командовать тридцатью солдатами? Человек, который не может сказать одного предложения без связки из ругательских слов, который бросает шуточки подобно восьмикласснику, как он может отдавать приказы и воспитывать людей? Ведь армия — это не развлечение и никто сюда добровольно не приходит. Зато уходят наполовину нравственными «дебилами». Лучше оставим эту тему, и расскажу я тебе о своей службе.

Как я предполагал, работы по моей специальности в медслужбе нашего училища не нашлось, и попал я во взвод охраны. Только до сих пор не могу понять, что и от кого мы охраняем. Похоже, что самих себя от курсантов. Но для этого нас слишком много. Поэтому большинство занято на работах за территорией училища: наряды на заводах, стройках, сбор урожаев в полях. Ощущение, что мы — рабы и несём повинность под названием «военная служба». Но мне повезло. Познакомился с Геворгом. Он сказал, что ему нужен напарник в спортзал. Работа не тяжёлая, но травматичная. То палец порежешь, то поцарапаешься проволокой. А сегодня от сварки загорелась моя телогрейка, когда мы с прапорщиком варили железные уголки. Я бы и не почувствовал, если бы не запах горелой кожи, как у курицы, которую мама на газовой плите смолит. Он меня облил водой из пожарного гидранта, а потом успокаивал, говорил, что у него пол бока сгорело. Я сгоряча ответил ему, что мне за это триста рублей в месяц не платят.