Тася тут же стала размышлять, как бы посильнее насолить своему недавнему другу.
Голоса детей смолкли в саду. Очевидно они ушли играть в другое место. И Тася, еще более злая и надутая, нежели раньше, снова осталась одна. Ей было и досадно, и скучно. Особенно докучала ей одна мысль: Тарочка ее разлюбила и не хочет знать больше. И жгучая злоба, и какая-то ненависть по отношению к Тарочке грызли теперь озлобленное сердечко Таси.
Она долго думала, как бы побольнее досадить Тарочке. Вдруг одна мысль ярко блеснула в голове девочки.
Тарочка утверждает, что русалок нет и все ее слушают и верят ей; так она, Тася, во что бы то ни стало докажет им всем, что Тарочка ничего не знает, что она далеко не так умна, как это кажется, что Тарочка лгунья и что русалки есть…
Тася отлично знала, что все это вздор, и что самые маленькие дети не верят в существование русалок. Правда, простой народ думает, что они существуют — и русалки, и лешие, и всякая «нечистая сила», как называет их няня, которая верит в них… Но все это очень смешно!
«Ну, и пускай смешно! Пускай глупо», — решила Тася.
Дело не в том — смешно или нет, a в том, чтобы хорошенько напугать Тарочку и остальных за то, что они совсем забыли о наказанной Тасе и прекрасно себя чувствуют без неё.
Очевидно, эта мысль очень улыбалась девочке. Лицо её оживилось, глаза заблестели. Она даже запрыгала по комнате и захлопала в ладоши, совершенно позабыв о том, что мама прилегла отдохнуть после обеда.
К довершению счастья, на глаза торжествующей Таси попалась тарелка с земляникой, оставленная на рояле для ужина, — той самой земляники, которую не дали за обедом Тасе.
— Ага! Вот они где ее поставили, голубушку! — весело проговорила девочка, и тотчас же сердито нахмурилась снова. — Не думает ли эта злючка Марья Васильевна, что может безнаказанно распоряжаться мной. Думала наказать меня за обедом, лишив сладкого, a выходит — накажу всех я, потому что уж, конечно, поем теперь досыта земляники, a им не оставлю ни одной ягодки. Да!
И, говоря это, девочка быстро придвинула к себе тарелку и скоро от ягод не осталось и следа. Тася наскоро обтерла рот и отодвинула пустую тарелку в сторону, тщательно прикрыв ее салфеткой. Она хотела уже с самым беспечным видом отойти от рояля, как неожиданно за её спиной раздался укоризненный голос:
— Ай! Ай! Ай! Как нехорошо брать без спросу!
Девочка испуганно вскрикнула и оглянулась. Перед ней стоял хромой Алеша.
— Зачем ты пролез сюда? — грубо крикнула ему Тася.
— Я пришел звать вас кататься в лодке. Мы все поедем, когда сядет солнце. Ваша гувернантка позволила это, — произнес спокойно мальчик. — A вы зачем съели землянику? Ведь вам было это запрещено, — вдруг неожиданно заключил он.
— Не смей соваться не в свое дело! — резко оборвала мальчика Тася.
— Вы напрасно сердитесь на меня, — так же спокойно произнес Алеша. — Дядя говорит, что тот, берет чужое…
— Да замолчишь ли ты, дрянной мальчишка! — выйдя из себя, закричала взбешенная Тася и кинулась на Алешу с поднятыми кулачками.
Алеша с криком отскочил от неё, уронил стул и с грохотом полетел на него.
— Что такое? Что случилось?
И перепуганная, и запыхавшаяся Марья Васильевна появилась на пороге.
В одну минуту она увидела и лежащего на полу Алешу, и стоявшую над ним со сжатыми кулаками Тасю, и пустую тарелку от земляники на рояле — и разом поняла все.
Она прежде всего помогла подняться мальчику, потом схватила Тасю за руку и, подведя ее к роялю, строго сказала, указывая на тарелку:
— Разумеется, землянику съели вы?
Тася стояла, потушив голову и упрямо молчала.
— Признавайтесь, землянику съели вы! — еще раз повторила гувернантка. Новое молчание.
— Ну, берегитесь, Тася! Мамаша узнает обо всем…
И она двинулась было к двери, как вдруг позади прозвучал нерешительный голосок:
— Извините, m-lle, землянику съел я!
И Алеша, весь красный от смущения, смотрел на Марью Васильевну кроткими, заискивающими глазами.
— Вы, Алеша? Не может быть, — удивилась та, зная его как самого милого, честного и благонравного мальчика.
Тася молчала. Ей было странно и приятно в то же время это внезапное самообвинение Алеши.
«Вот глупый мальчишка! Берет на себя чужую вину! — вихрем пронеслось в её мыслях. — Что же, тем лучше! Пускай! По крайней мере, это избавит меня от нового наказания», — беспечно решила девочка.
Ho m-lle Marie, очевидно, не поверила словам Алеши.
— Ну, землянику, положим, скушали вы, за что я вас прощаю, потому что вы гость, хотя это и очень дурно, — произнесла она с усмешкой, — a кто же заставил вас закричать так громко и упасть на пол? Вот что меня немало интересует. Не думаете ли вы уверить меня, что сами ударили себя или что-нибудь в этом роде? Тут, разумеется, не обошлось без вмешательства Таси! Она толкнула вас и за это будет оставлена без катанья и вплоть до ночи просидит здесь одна… A вы ступайте к детям!
И, взяв Алешу за руку, Марья Васильевна вывела его из комнаты.
Тася снова осталась одна в гостиной. С минуту она стояла в нерешительности. Потом лукавая, недобрая усмешка проскользнула по её красивому личику и она осторожно, крадучись на цыпочках, прошмыгнула в детскую и плотно закрыла за собой дверь. Потом быстро опустила шторы на окнах и принялась за дело.
