Тарзанариум Архимеда - [168]

И прижался к стене, пропуская пехотинца вперед. Тот только и успел, что дернуться перед тем, как увидать, лежащее на диванчике, тело Руди. А потом колени его подогнулись, и он бы грохнулся на пол, не поддержи его Дэн: удар по затылку не способствует правильной ориентации в пространстве. В иллюминаторе мелькнула какая-то тень, и Маккольну показалось, что это было чье-то перепуганное лицо. Такое развитие событий ему очень не понравилось. Потому, мягко уложив сержанта на пол, покрытый однотонным паласом, Дэн бросился на палубу.

Вот здесь он явно поспешил, не оценив ситуацию с наиболее возможным хладнокровием. Подтверждением этого явился и сокрушительный удар носка тяжелющей армейской обуви — и из чего ее только делают? — пришедшийся ему прямо по правой скуле. Только зубы клацнули да в глазах взорвались багровые пятна. Впрочем, зубы у него были крепкие, а голова, как он сам говорил — чугунная. Поэтому ориентацию он потерял только на какое-то мимолетное мгновение. В течении этого времени она была восстановлена полностью.

С законами физики было труднее — они восстановлению не подлежали. Согласно им, Дэн начал падать на спину с полностью нарушенным центром равновесия. И восстановить его он даже не попытался. Наоборот, для начала расслабился, а потом, оттолкнувшись обеими ногами от исчезающего пола, сделал кульбит через спину. А когда встал на голову, упершись руками во вновь появившийся пол, нижними — верхними? — конечностями нанес удар по корпусу противника, уже почти полностью соскользнувшего в каюту.

Удар, в принципе, был не очень удачен. Но он позволил на долю секунды ввести пехотинца в состояние растерянного транса, «Привет, Джонни!..» И этого неуловимого мгновения было вполне достаточно для того, чтобы Дэн, до предела убыстрив свои движения, нанес еще два удара по болевым точкам, тренированного опытными инструкторами, тела. По его же собственному телу пробежали колкие разряды ментоусилителя: тот тоже работал на пределе. И работал на отлично.

Через пару минут после того, как третий член экипажа пиратского катера присоединился к первым двум, Маккольн вихрем вылетел на палубу и… И чуть было не схлопотал пулю, посланную из района небольшой рулевой рубки. Хорошо еще, что стрелок был не очень умелым. Даже, скорее, очень неумелым. Поэтому еще через несколько минут и три-четыре кувырка по скользкой плоскости палубы, Маккольн присоединил этого недоделанного Уленшпигеля ко всей честной компании, собравшейся в каюте.

А потом, долго не раздумывая, Дэн метнулся в кабину «сессны», достал шприц, коробочку с необходимыми ампулами и, вернувшись на катер, всадил по уколу каждому из своих новых знакомых. Теперь, в течении ближайших шести часов, проблем с ними не должно было наблюдаться. За это же время нужно было попытаться решить некоторые собственные проблемы.

Обсудив с ментоусилителем возможные варианты развития событий, Маккольн решил не трогать собственного самолета: повторное вторжение в воздушное пространство Ванкувера имело непредсказуемые последствия. Вместо этого он встал за штурвал и, развернув катер по широкой дуге, лег на курс, ведущий к городу. Стремительно уменьшающая «сессна» сиротливо покачивалась у «Края Мира».

И уже перед самой набережной Мэрайн-Драйв, с ее веселыми зданиями, столпившимися у кромки океана, Маккольн достал из нагрудного кармана джинсовой рубашки мобильный телефон. Повертел его в руках. И с размаху бросил в темно-зеленую, до синевы, волну. Игры начинались очень серьезные и Дэн не решился связываться ни с Радживом ни с Чжаном — опасался прослушки.

С китайцем он связался уже из телефона-автомата поблизости от Фрейзеровского университета. И разговор их был предельно краток.

— О, босс! — нервно воскликнул Чжан на Дэново «алло». — Где ты? У нас тут…

— Чжан, — перебил его Маккольн, — встречаемся через полчаса там, где мы отмечали последнее день рождения Щелкунчика. Все. Конец связи.

Щелкунчиком — он знал! — ребята называли его самого. А последнее — не в смысле окончания жизненных процессов, а в смысле нумерации — день рождения Дэна они отметили в небольшом уютном ресторанчике местного Чайнатауна. Второго, кстати, по величине в Северной Америке.

Мельтешение лиц китайской, арабской, индейско-индийской и прочей не совсем белой национальности, а также архитектура и пейзажи, в корне отличные от других частей Ванкувера, создавали впечатление невозможности существования по соседству с ними добропорядочной, по-европейски солидной, Канады. А сам себе Маккольн напоминал эдакого Синдбада-морехода, застрявшего волей обстоятельств в пестром древнеперсидском порту.

Одна из шхун этого Синдбада, кстати, мирно покачивалась возле самой набережной в окружении многочисленных яхт, чьи голые мачты в этот полуденный и не очень добрый час напоминали бамбуковый лес, через который должен был пробираться главный герой будущего новоканадского эпоса. А на борту этой самой шхуны мирно — пока! — отдыхало четыре шайтана, к которым Синдбаду необходимо было вернуться до окончания их несколькочасового и недобровольного отдыха. Ох, как нужно было торопиться!