Широко раскрытыми глазами смотрел перепуганный Тяйбо на подходивших к нему самцов. Он видел их морщинистые лбы и их огромные зубы, и маленькие злые глаза. Он заметил, как напряглись под косматой шерстью их мощные мускулы. Каждое их движение и поза выражали угрозу. Тарзан заметил опасность. Он поднял Тяйбо и поставил его впереди себя.
— Это Гоубюбалу Тарзана, — сказал он. — Не смейте его трогать, а не то Тарзан убьет вас всех! — и он, оскалив зубы, повернулся к ближайшей обезьяне.
— Это Гомангани! — отвечала обезьяна. — Пусти меня, я его убью. Гомангани — наши враги. Дай мне убить его!
— Убирайся! — зарычал Тарзан. — Я еще раз говорю тебе, Гунто: этот балу принадлежит Тарзану. Отойди прочь, или Тарзан убьет тебя.
И человек-обезьяна угрожающе надвинулся на Гунто.
Самец медленно попятился назад, воинственный и гордый, точно собака, которая при встрече с другой собакой из гордости не хочет с нею драться, но в то же время боится повернуться и удрать.
Подошла привлеченная любопытством Тика. Рядом с ней ковылял маленький Газан. Они, как и другие обезьяны, были сильно удивлены, но Тика не оскалила своих зубов и не рычала, подходя к ним. Тарзан заметил это и обрадовался.
— У Тарзана есть теперь балу! — сказал он. — Он и Газан могут играть вместе.
— Да ведь это Гомангани! — отвечала Тика. — Он убьет моего балу. Унеси его, Тарзан! Тарзан засмеялся:
— Он не может убить даже Намбу-крысу! — отвечал он. — Это очень маленький балу, и он к тому же сильно испуган. Пусть Газан поиграет с ним.
Тика тем не менее побаивалась за своего балу. Несмотря на всю свою свирепость, огромные антропоиды боятся всего. В конце концов, вера в Тарзана поборола страх, и она толкнула Газана к маленькому негру. Но инстинкт заговорил в Газане: маленькая обезьяна оскалила свои зубы и со злобным плачем кинулась обратно к своей матери.
В свою очередь, и Тяйбо не проявлял горячего желания к сближению с Газаном, и поэтому Тарзан не настаивал.
Всю следующую неделю Тарзан был очень занят. Он только теперь понял, какую ответственность взял на себя. Ни на минуту нельзя было оставить балу одного: за исключением Тики, все обезьяны племени Керчака желали отделаться от маленького чернокожего. Это им наверное удалось бы, если бы Тарзан не был постоянно настороже. Тарзан брал с собой своего Гоубюбалу всюду, даже на охоту. Все это, сказать правду, было скучно, да и чернокожий мальчик казался Тарзану таким глупым и трусливым: он не мог справиться даже с самыми слабыми зверями джунглей, и Тарзан не понимал, как Гоубюбалу прожил до сих пор? Он принялся за воспитание негритенка. Слабая надежда проснулась в нем, когда он увидел, что Гоубюбалу научился произносить несколько слов на языке антропоидов, и что он без особого ужаса теперь взбирается почти на самую верхушку дерева; но одно обстоятельство смущало Тарзана. Он часто видел детей в деревне негров. Он видел, как они играют и заливаются звонким смехом, но маленький Гоубюбалу никогда не смеялся. Бывали случаи, когда он вяло улыбался, но смех был ему чужд.
Он видел также, что маленький балу мало ест и с каждым даем все более худеет. Вспомнив, как дикая Кала заботилась о нем, когда он был маленьким, он теперь окружил всевозможными заботами маленького негра, но все было напрасно: Гоубюбалу перестал бояться Тарзана — вот все, чего он достиг. Ко всем же другим живым существам, населявшим джунгли, балу по-прежнему питал страх. Он боялся джунглей днем, боялся головокружительных путешествий по верхушкам деревьев. Он боялся джунглей ночью и с ужасом ложился спать на обычное ложе Тарзана, высоко над землей, откуда были видны рыскающие внизу страшные звери джунглей.
Тарзан не знал, что ему делать. В нем текла кровь его предков — англичан; он не мог легко примириться с мыслью о крушении своих замыслов, хотя и должен был сознаться, что его балу далек от совершенства. Тем не менее он был верен долгу и даже чувствовал, что полюбил Гоубюбалу, хотя и понимал, что любит его далеко не так страстно, как Тика своего Газана и чернокожая мать своего ребенка.
Чернокожий мальчик мало-помалу перестал питать к Тарзану суеверный ужас. Он постепенно проникся к нему доверием и даже восхищением. Огромный белый злой бог был с ним очень нежен в то время, как с другими жесток и свиреп. Он видал, как белый бог расправился с самцом, который пытался подойти и убить Гоубюбалу: человек-обезьяна с напрягшимися мускулами кинулся на противника и своими крепкими белыми зубами впился в его шею. Со свирепым звериным ревом и воем вцепились они друг в друга, и мальчик убедился, что дикое рычание его защитника ничем не отличалось от рычания обезьяны.
Тарзан принес однажды на своей спине целого оленя, которого он убил как Нума, вскочив ему на спину и погрузив когти в шею животного. Тяйбо задрожал от ужаса, но как зачарованный смотрел на Тарзана. Впервые проникло в его человеческое сердце смутное желание — стать похожим на человека-обезьяну. Но у маленького негра не было той божественной искры, которая горела в душе у белого мальчика. Ему не удалось, подобно Тарзану, усвоить в детстве быт и природу диких зверей джунглей. Тарзану помогало воображение, а воображение есть наивысший ум.
