Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - [73]
Ольга. И над собою тоже. Вот где Возмездие!
Тарковский. Да, конечно! Ему, земному, его поступок может представляться лишь вынужденным, но душа его обречена оценить все в полной мере. Душа обречена на страдание потому, что он решился быть жестоким и страшным, решился отомстить…
Ольга. Ну да! Хорошо понял законы этого мира, решился воспользоваться ими и продемонстрировать в действии по максимуму… И мука вечная взамен… Душа плачет над ее прежним обладателем… Здорово…
Тарковский. Да! Вот такой будет финал!
Калмыкова. Это прекрасно… Но я не вижу, как это будет выглядеть в театре, на сцене…
Тарковский. Почему? А что вы здесь видите сложного? Все нормально: все трупы находятся на авансцене, так сказать… И если призрак Отца может появиться в начале пьесы, то почему бы не появиться призраку Гамлета в конце? Не понимаю.
Калмыкова. Но как же все-таки добиться того, чтобы зритель точно понял, что перед ним именно призрак, а не сам Гамлет?
Тарковский. Ну, это дело техники…
Ольга…Как высветить, как развести мизансцену, наконец…
Тарковский. …Или, как я уже говорил, ввести, например, диалог двух офицеров…
Ольга. Да мало ли чего можно на сцене. Вон сколько писали о том, как Галилей в исполнении Эрнста Буша выходил на сцену слепым, как он ни на что не натыкался, не спотыкался, а всем было ясно, что он слеп… Вот как? А было же! Небось и Андрей придумает что-то, не требующее объяснений…
Тарковский. В-о-о-от! Тогда это будет «Гамлет»! Тогда это будет Трагедия! А то обычно его трагедия заключается только в том, что он гибнет. Да мало ли вообще людей гибнет и под трамваем, и в автокатастрофах… Но это еще все же не Трагедии, а несчастные случаи…
Калмыкова. Действительно. Лаэрт тоже гибнет, но о Трагедии говорят только в связи с Гамлетом…
Тарковский. Именно! Там гора трупов, и мне пока никто не объяснил, почему Трагедия связывается только с Гамлетом.
Калмыкова (неуверенно). Пожалуй, да.
Ольга (удовлетворенно). А теперь, как говорится «имеет место быть»…
Тарковский. Так что, я думаю, спектакль можно залудить с такой дикой силой!
Калмыкова (переключаясь на тему возможности получить разрешение на постановку в верхах). Кстати, Андрей, а эта баба, на которую вы жаловались, ну, которая, «руководила искусством», кажется, к счастью, ушла?
Тарковский. Все будет у меня со спектаклем нормально. Только нужно кое-что в тексте проредить: пьеса очень густо написана, много текста, мне хотелось бы сделать его попрозрачнее… И нужно придумать какой-нибудь сценический станок, годный на всю пьесу, какой-то декорационный ход, единый на весь спектакль. Причем не такой, как этот безумный занавес у Любимова на Таганке. Он никому ничего не дает, ничего не означает для меня. Вообще такое ощущение, что у него на сцене самым динамическим становится занавес, а не Гамлет, не другие персонажи…
Калмыкова. Как будто занавес – самоцель…
Тарковский. Именно занавес, а не какой-то там Гамлет…
Калмыкова. Подумать только, что в сцене «Мышеловки» он сажает Гамлета на задний (?!) план, где его невозможно разглядеть… В ключевой сцене, определяющей все его последующие действия… А я просто ничего не вижу, мне не дают разглядеть его реакцию.
Тарковский. Конечно! Весь вопрос – в его реакции… Что Гамлету важно? Да нет, у Любимого весь его «Гамлет» какая-то липа… И потом, мне кажется, что Толя Солоницын в этой роли…
Калмыкова. Ну, начнем с того, что Высоцкий… Он уж очень неинтеллигентен…
Тарковский. А в пьесе Гамлет – единственный интеллигент на фоне окружающего его дикого хамства…
Калмыкова. Когда Демидова к тому же играет Королеву, с ее-то аристократизмом!
Тарковский. А для меня необычайно важно, чтобы Офелию играла непременно Чурикова…
Ольга. Вообще, Андрей, если вы именно таким образом будете трактовать пьесу, то наконец-то некоторые детали шекспировского текста удастся перевести буквальнее. Тогда Гамлету, например, не придется спрашивать у Офелии разрешения более «интеллигентно», чем в шекспировском оригинале: «Сударыня, могу ли я ПРИЛЕЧЬ К ВАМ НА КОЛЕНИ?», а прямо в лоб: «Можно я лягу МЕЖДУ ВАШИХ НОГ?»
Тарковский. Ну, конечно. Конечно! Кстати, Липочка, давайте мы наконец выпьем с вами на брудершафт… А то мы только все собираемся, разговариваем, а еще не выпили…
Мне нужно, чтобы Офелия была некрасивой, плоской, сильной и немножко странной, чокнутой чуть-чуть… Понимаете? Такая сексуальная дебилка, которую зритель вправе воспринимать отчасти как сумасшедшую… вы понимаете меня? Если она будет здоровой и сильной, то обязательно с некоторым приветом, чтобы, когда она «чокнется» мозгами, всем было ясно, что от нее этого следовало ожидать. Причем это не должна быть отвлеченная, чисто рациональная мысль, а естественное ощущение, что все вернулось на круги своя, встало на свои места: в конце концов, сумасшедшая и есть сумасшедшая… Отключилась? Ну и слава богу!.. А то до сих пор ее безумие остается для меня совершенно непонятным, нелогичным каким-то… Вроде бы до того говорит нормальные слова… А у Шекспира, на самом деле, есть замечательный текст, когда Офелия говорит Полонию, что-де «пришел Гамлет, взял меня за руки, потом отошел на два шага и начал на меня вот так смотреть…»
Ольга Евгеньевна Суркова — киновед, с 1982 года живёт в Амстердаме. Около 20 лет дружила с Тарковскими и даже какое-то время была членом их семьи. Все эти годы находилась рядом с ними и в Москве, и позже в эмиграции. Суркова была бессменным помощником Андрея Тарковского в написании его единственной книги «Книга сопоставлений», названной ею в последнем издании «Запечатлённое время». Книга «Тарковский и Я» насыщена неизвестными нам событиями и подробностями личной биографии Тарковского, свидетелем и нередко участником которых была Ольга Суркова.
Дорогой друг!Перед вами первый номер нашего журнала. Окинув взором современное литературное пространство, мы пригласили на нашу поляну тех, кто показался нам хорошей компанией. Но зачем? — вероятно воскликните вы. — Для чего? Ведь давно существует прорва журналов, которые и без того никто не читает! Литература ушла в Интернет, где ей самое место. Да и нет в наше время хорошей литературы!.. Может, вы и правы, но что поделаешь, такова наша прихоть. В конце концов, разориться на поэзии почетней, чем на рулетке или банковских вкладах…
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.