Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - [68]

Шрифт
Интервал

Тарковский. Отомстить могла только плоть. Дух отомстить не может. Дух может только простить. Именно это противоречие между духом и плотью составляет драматургию Шекспира, черт побери! Поэтому она вечная…

Сурков. А как же вы собираетесь сделать, чтобы он лежал, и он же встал?

Тарковский. Это как раз очень просто, у-y-y, сколько приспособлений! Техника! В кино, в театре, Евгень Данилыч, все можно. В искусстве можно все. Я, например, на секунду зажгу свет, отвлеку ваше внимание, а в этот момент появится дублер – и все! Сделано уже!

Калмыкова. Надо, чтобы дублер – был на носилках…

Тарковский. Это не проблема. Спектакль надо делать скорее, Евгений Данилыч!

Калмыкова (преисполненная восторга). Лапочка моя, Господи!..

Тарковский. А музыка будет звучать только классическая, безо всяких понтов. Никакого живого оркестра звучать не будет – ничего этого в современном театре не нужно. Будет звучать нормальная музыка: просто вовремя будет нажата кнопка и вовремя отпущена! А эта сволочь… Гамлет… будет лежать в грязных ботфортах на чистой простыне и соображать: пока я не стану сволочью, я не смогу вас убивать. Вот жизненная реальность! А когда в это время Офелия встает с кровати и открывает рот, чтобы что-то сказать, мимо проходит Королева. Нет, вы понимаете, как она проходит? Она идет, и платье ее шумит. Это только в поэзии по-настоящему делается: помните, как у Блока (Северянина? – О.С.): шумит муаром, она идет и муаром шумит…

Сурков. Это сумеет сделать Артемьев…

Лариса. Да-да – «муаром»… Я только что хотела об Артемьеве сказать…

Тарковский. Я вижу, как Королева идет, идет и – оп!.. Споткнулась! Вокруг себя она, естественно, никого не видит. Но просто пройти мимо она не может – Офелия бросается на нее с постели в тот момент, когда она идет, идет, как бы ничего не понимает… А Офелия, бросаясь, быстро дергает ее за юбку, что-то там обрывается… И вдруг перед нами женщина, опять вся в желтом освещении, голая по пояс. Тогда она оборачивается, тоже поддерживая красное платье… И такая вся… у-у-у! Королева! Вот тогда становится все понятным. А когда Офелия – совершенно идеальная женщина, чуть ли не совесть всего происходящего, тогда мне ничего не понятно.

Калмыкова. Ну, конечно, обычно Офелия совершенно бесполое существо…

Тарковский. А она не совесть никакая, а просто крепкая баба, очень крепкая баба, которая вдруг все потеряла. Она из тех, что могла бы все вынести – ан нет! Преступление-то она разглядела, не с отцом связанное, само существо главное преступления, всего, что произошло раньше и произойдет еще. Потому и Гамлета она уже поняла – ведь отношения-™ вообще очень простые. Никаких идеальных отношений ведь нет, увы! Ее отношение к Гамлету зиждилось на вере в него, в его будущность, каким бы он ни был, это не имело значения. Просто человек может не заслуживать этой веры – вот и все! Часто любят тех, кто не заслуживает никакой веры. А теперь Гамлет лежит себе на кровати в сапогах и гремит своими шпорами… Только в последней сцене, когда он начинает драться,

в нем что-то меняется: вот я вам сейчас покажу, мол. И что там мать, если он уже воспитал в себе убийцу. Это ему стоило определенных усилий, но он это сделал! Вот в чем его трагедия!

Калмыкова. Они воспитали в нем убийцу…

Тарковский. Нет, не в этом дело…

Сурков. Мир победил, конечно… Мир победил…

Тарковский. Мир его победил. Так вот в сцене, когда он начинает драться, я хочу сделать такую мизансцену. Лаэрт пугается выпада Гамлета и припадает на одно колено. А Гамлет, против всяких правил, ударяет его по этому колену шпагой… знаете так – фьють! – по коленной чашечке. Лаэрт, конечно, начинает хромать, а Гамлету уже совершенно неважна собственная недобросовестность. Он знает ведь уже, по чьим правилам играет, чьими пользуется методами, еще до того, как обнаруживает, что что-то там отравленное… Увы, знает все значительно раньше. Поэтому направленный против него отравленный клинок всего лишь подтверждение его правоты. Отлично! Он тем более прав! И добивает Лаэрта как птичку, красивую, романтическую птичку. Легко добивает – вот в чем трагедия Гамлета! Так должна читаться у меня эта сцена…

Сурков. А Лаэрт должен быть красив… хорошее лицо… Ленский такой, да?

Тарковский. Да, это положительный герой. Может быть Ленский или кто угодно. Так что Гамлет его добивает. А когда все кончается, тогда я хочу поднять сцену под определенным углом, чтобы из-под умершего Гамлета вытекла голубая кровь, как символ избранности! Ведь не все, в конце концов, все-таки Гамлеты. Ведь не каждый человек способен поступиться своей порядочностью, дабы возобладала сомнительная трагедия! Вот Ленин, если на то пошло, для меня типичный Гамлет. Так я его себе представляю: кровавый человек, человек, запачканный кровью, но при этом нельзя забыть его фотографии последних трех лет жизни. Все становится ясно – вот что такое для меня Гамлет. Именно это произведение дает нам возможность делать такого рода сопоставления, не говоря, конечно, прямо, что это Ленин. Но это трагедия человека, который сыграл жестокую роль в собственной судьбе. Ой, что-то я болтаю, болтаю, как безумный…


Еще от автора Ольга Евгеньевна Суркова
Тарковский и я. Дневник пионерки

Ольга Евгеньевна Суркова — киновед, с 1982 года живёт в Амстердаме. Около 20 лет дружила с Тарковскими и даже какое-то время была членом их семьи. Все эти годы находилась рядом с ними и в Москве, и позже в эмиграции. Суркова была бессменным помощником Андрея Тарковского в написании его единственной книги «Книга сопоставлений», названной ею в последнем издании «Запечатлённое время». Книга «Тарковский и Я» насыщена неизвестными нам событиями и подробностями личной биографии Тарковского, свидетелем и нередко участником которых была Ольга Суркова.


Поляна, 2012 № 01 (1), август

Дорогой друг!Перед вами первый номер нашего журнала. Окинув взором современное литературное пространство, мы пригласили на нашу поляну тех, кто показался нам хорошей компанией. Но зачем? — вероятно воскликните вы. — Для чего? Ведь давно существует прорва журналов, которые и без того никто не читает! Литература ушла в Интернет, где ей самое место. Да и нет в наше время хорошей литературы!.. Может, вы и правы, но что поделаешь, такова наша прихоть. В конце концов, разориться на поэзии почетней, чем на рулетке или банковских вкладах…


Рекомендуем почитать
Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Северная Корея. Эпоха Ким Чен Ира на закате

Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.


Кастанеда, Магическое путешествие с Карлосом

Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.