Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - [65]
Тарковский. Ая знаю, для чего он все это устраивает…
Сурков. Ну, для чего?
Тарковский. А для того, чтобы попытаться обнаружить в Клавдии что-то человеческое. Я просто убежден, что он надеется на реакцию человека раскаявшегося…
Сурков. А я думаю еще дальше: что Гамлет страшно ждет и надеется, что все это вообще все-таки не так…
Тарковский (после минуты замешательства). Ах, в этом смысле?
Сурков. Да, это все-таки последняя надежда…
Тарковский. Евгений Данилович, да не в этом же дело…
Сурков. В нем говорит голос, что все это правда, и вместе с тем – понимаете? – правда эта не умещается в его голове. Как, например, я подозреваю, что жена мне изменила, даже есть для этого все данные, но до последней минуты я все еще надеюсь, что может быть, это не так…
Тарковский. Ну, конечно! Именно! Евгень Данилыч…
Сурков. Но именно так никто никогда не играл. Обычно все разыгрывается гораздо элементарнее… А если Гамлет обнаруживает, что вовсе все не элементарно и не просто?
Тарковский. Да. Ну, конечно, здесь вы совершенно правы… Хотя у меня есть и другая мысль… Может быть, я попытаюсь сделать иначе: Гамлет все же не столько не верит в это, сколько ожидает раскаяния от Клавдия… Мне хочется, чтобы его просто подняло с места в надежде заметить не просто какой-то испуг от прочитанного намека на совершенное, а подлинное раскаяние. Вот в чем для меня, если углубиться, смысл Мышеловки: если Гамлет увидит раскаяние, то он простит, все простит!
Сурков. Вы знаете, вся пьеса может быть повернута совершенно неожиданным образом!
Тарковский. Евгень Данилыч, о чем вы говорите? Это же великая пьеса!
Сурков. Тогда все ее действие действительно становится трагедией гуманного сознания… Гуманного!
Тарковский. Это трагедия человека, который обогнал свое время на двести лет, Евгень Данилыч…
Сурков. Да, да, это трагедия гуманного сознания, которое превращается в банальное сознание…
Тарковский (заговорщицки). Конечно! А то с какой это стати Шекспир придумал Геттингенский университет? С какой стати?
Сурков (с восторгом). Нет, так это никогда в жизни не игралось!
Тарковский. Конечно! Что Шекспир? Идиот, что ли?
Сурков. Так никогда в жизни не игралось… Мочалов вопил, орал, кричал…
Тарковский. Нет, никаких страстей не будет. Будет просто: сегодня я еще порядочный человек, а завтра для того, чтобы подключиться к механизмам времени, так называемого прогресса, я уже подонок. Все! Я мщу – значит, я уже подонок. И вся так называемая история – только грязная вещь, осуществляемая на самом деле только самыми ужасными методами. Вот где великая концепция пьесы!
Сурков. А Высоцкий на Таганке играл бандита…
Тарковский. Да, он даже не бандита играл, а хулигана какого-то… Франсуа Вийона, которого повесили… То есть Вийона они, конечно, не играли, но так могло показаться, а при чем здесь все это? Когда у Шекспира речь идет о жизни и смерти, о том, что надо остаться человеком! Но как им остаться? Вот в чем вопрос! Вот убили отца, потом убьют и мать, а в это время я, Гамлет, учился бы себе, занимался бы философией, а сюда заехал ненадолго, и вообще хотелось бы не иметь к вам никакого отношения – ведь я интеллигент. Но отца-то все-таки убили, и все, что происходит вокруг, чудовищно… Что же остается? Выхода для порядочного человека нет. Но и оправдания нет! Гамлет прекрасно понимает и то, и другое. Но ощущает себя вынужденным принять вину, то есть, по существу, умертвив прежде всего самого себя, и других перерезав физически…
Сурков. Боже мой, я просто уйду с работы, даже если у меня не будет отпуска только для того, чтобы ходить к вам на все репетиции…
Тарковский. Так что, увы, режет он их всех к чертовой матери, будучи интеллигентом… А что это означает в данном случае? То, что у него более изощренная фантазия! То есть поскольку он интеллигент и воображения ему не занимать, то к финалу ему предначертано теперь стать самым похабных и изощренным убийцей…
Сурков (уже зная, что в Гамлете Тарковский видит только Солоницына). А сколько лет может быть Солоницыну на сцене?..
Тарковский. Ну, думаю, что тридцать пять, а впрочем, какое это имеет значение…
Сурков. Нет, это имеет значение! Ну, на какой самый молодой возраст может выглядеть Солоницын на сцене?
Тарковский. Это неважно: ведь в пьесе дважды идет речь о том, что Гамлету трудно дышать, что он вспотел, устал, что он стар… Но смысл все равно совершенно в другом…
Сурков. Ая знаете, что вам скажу? При вашей трактовке как раз важно, чтобы он, наоборот, не был интеллигентом, а был человеком, уже пропитавшимся…
Тарковский. Но «слова»-то, Евгень Данилыч? Нет, он должен быть интеллигентным человеком. Ведь в пьесе все это есть: «Что вы там читаете?» – «Слова-слова-слова». Нормально! Он отвечает как раз то, что мне надо! Ведь он действительно читает слова. И не надо из него делать сумасшедшего, и ничего-то он не притворяется. Просто не надо слишком доверять Офелии, когда она, разговаривая с отцом, говорит, что, мол, Гамлет пришел, глаза бегают, чулки спущены, ну, то есть, в полной отключке… Да еще настаивает: «Давайте-ка это самое…»
Все дружно хохочут, видимо ярко представив себе, каким прибежал Тамлет к Офелии после встречи с Призраком и чего от нее захотел…
Ольга Евгеньевна Суркова — киновед, с 1982 года живёт в Амстердаме. Около 20 лет дружила с Тарковскими и даже какое-то время была членом их семьи. Все эти годы находилась рядом с ними и в Москве, и позже в эмиграции. Суркова была бессменным помощником Андрея Тарковского в написании его единственной книги «Книга сопоставлений», названной ею в последнем издании «Запечатлённое время». Книга «Тарковский и Я» насыщена неизвестными нам событиями и подробностями личной биографии Тарковского, свидетелем и нередко участником которых была Ольга Суркова.
Дорогой друг!Перед вами первый номер нашего журнала. Окинув взором современное литературное пространство, мы пригласили на нашу поляну тех, кто показался нам хорошей компанией. Но зачем? — вероятно воскликните вы. — Для чего? Ведь давно существует прорва журналов, которые и без того никто не читает! Литература ушла в Интернет, где ей самое место. Да и нет в наше время хорошей литературы!.. Может, вы и правы, но что поделаешь, такова наша прихоть. В конце концов, разориться на поэзии почетней, чем на рулетке или банковских вкладах…
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.