Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - [64]

Шрифт
Интервал

Тарковский. А Гамлет-то ее не очень щадит: прости, мол, но истина, увы, есть истина… Вот в чем здесь дело – тогда все события пьесы имеют под собой почву, и слова на нее ложатся… А то все разыгрывают какую-то достаточно постороннюю для меня схему…

А еще помните? В сцене с призраком есть такое место, когда Марцелл спрашивает: «Ударить?», то есть призрака, а Горацио отвечает: «Бей!» Так вот здесь мне хотелось бы, чтобы от удара прямо-таки искры посыпались, точно из камня… Для этого нужно будет, наверное, к призраку или к шпаге какой-нибудь проводочек подвести, чтобы после удара – УХ!!! – буквально искры посыпались, а потом… А потом чтобы призрак пошел от столба к столбу – помните, как я вам раньше рассказывал? – и постепенно превращался в малыша, вроде карлика… То есть уходит, удаляется все дальше уже какой-то мальчик-карлик – чтобы все было одновременно реально и совершенно ирреально… Так что, когда этот видоизменившийся Призрак будет рассказывать своему сыну, что же с ним произошло, то Гамлет почти не будет его уже слушать… он отойдет, отвернется… А тот все говорит… говорит… Монолог продолжается как-то сам по себе, а Гамлет стоит и смотрит… и думает как будто о своем, сам по себе… В этом не должно быть никакой театральности, все совершенно натуралистично… А «Мышеловку» я буду делать всю целиком только пантомимически…

Мне кажется, может быть очень хороший спектакль…

А в центре сцены я хочу поставить большую кровать, чтобы именно здесь, на ней происходили все интимные события, чтобы Гамлет валялся в грязных сапогах на чистых простынях на глазах у Офелии… А в сцене ее безумия чтобы мимо той же кровати прошла Королева, как ее воплощенная мечта, но не свершившаяся… Мимо королевского ложа! Тогда Офелия станет по-настоящему важным персонажем, чего не получалось в прежних трактовках, так как казалось, что у Шекспира о ней почти ничего не известно… Вот так!.. А?

И хочу, чтобы на сцене было много народа, чтобы все было грубо, ощутимо, чтобы много кричали… А Гамлет валяется себе на глазах у всех в сапогах на кровати и изображает из себя циника: жизнь обязывает… А представляете, каково вдруг стать циником, когда никогда прежде им не был, а? В таком варианте сцена может быть очень значительной!.. Оказывается, циником-то жить становится хорошо и легко! Нужно, чтобы Гамлет вошел во вкус этой новой своей жизни, чтобы он купался в ней, в конце концов, в этом новом своем качестве.

Ведь настоящая трагедия Гамлета состоит в том, что он все-таки стал пошляком, он стал убийцей, грязным убийцей, мстителем! И это он, интеллектуал (!), приехавший, так сказать, из Геттингена… со своими философскими концепциями… «слова-слова-слова»!.. А? Евгений Данилович, как вы думаете, что же Гамлета ужасает: то, что он впервые убивает, или то, что он вообще обнаруживает в себе способность убить?

Мордвинова. То, что он уже идет по этой дороге, катится уже вниз-вниз…

Тарковский. Трагедия Гамлета состоит в том, что среди подонков он стал подонком, что в волчьей стае он стал по-волчьи выть…

Сурков…Что они втянули его в свою жизнь, в свой мир…

Тарковский. Вот трагедия! А разве только смерть может быть трагедией?..

Сурков. Они втянули его…

Тарковский. Трагедия – это безвыходность! В чем безвыходность для Гамлета? Он не хотел, но он стал таким же как они. В-о-от в чем трагедия Гамлета!

Сурков. Да, они опустили его до себя… Андрей Арсеньевич, такого не было никогда! Чтобы тема убийства шла на таком восприятии? Я не помню такого Гамлета, сколько бы ни читал об этом… В его победе над убийцей отца всегда звучала нота торжества, возмездия и справедливости…

Тарковский. …Всегда что-то романтичное…

Сурков. Да-да, торжество всегда!

Тарковский. А какое торжество? Это унижение! Пролить кровь – это унижение…

Сурков. А он как бы всегда бывал рад, счастлив в эту минуту…

Тарковский. Ну, а когда Гамлет выходит и выволакивает труп Полония?! Впрочем, в пьесе, может быть, не так написано – «выволакивает»! А? Это надо еще проверить, как там на староанглийском-то точно написано? Что Шекспир думал по этому поводу? Это я еще выясню!

Сурков. Ая говорил вам, что у меня есть английское издание, точная копия прижизненного издания Шекспира?

Тарковский. Да-да, я помню… Это потрясающе! Но надо еще кого-то найти, кто сможет прочитать… Но, Евгень Данилыч, а вдруг там окажется, что Гамлет, например, просто «уносит» труп, и все… Хорошенькое дело!..

Интересно все-таки, как же у Шекспира точно-то там написано: «уносит»? «утаскивает»? «уволакивает»? А? А если вдруг просто «уносит»? Так что это значит? Представляете, как можно по-разному унести труп?!

Сурков. Да! Да! Этот кусок можно так потрясающе неожиданно сыграть, что все шекспироведы просто задохнутся!

Тарковский. Ах, Евгень Данилович, что такое «шекспироведы»?! Только актер может знать, что такое Шекспир! Потому что актеру нужно его играть!

Калмыкова. Ну, прежде всего, нужно знать режиссеру…

Тарковский. Ну, режиссеру, может быть, и нужно знать, но истинное наслаждение от его исполнения может получить только актер…

Сурков (с хитрой поддевкой). А вы знаете, что Мышеловку Гамлет устраивает не для торжества, а для того, чтобы…


Еще от автора Ольга Евгеньевна Суркова
Тарковский и я. Дневник пионерки

Ольга Евгеньевна Суркова — киновед, с 1982 года живёт в Амстердаме. Около 20 лет дружила с Тарковскими и даже какое-то время была членом их семьи. Все эти годы находилась рядом с ними и в Москве, и позже в эмиграции. Суркова была бессменным помощником Андрея Тарковского в написании его единственной книги «Книга сопоставлений», названной ею в последнем издании «Запечатлённое время». Книга «Тарковский и Я» насыщена неизвестными нам событиями и подробностями личной биографии Тарковского, свидетелем и нередко участником которых была Ольга Суркова.


Поляна, 2012 № 01 (1), август

Дорогой друг!Перед вами первый номер нашего журнала. Окинув взором современное литературное пространство, мы пригласили на нашу поляну тех, кто показался нам хорошей компанией. Но зачем? — вероятно воскликните вы. — Для чего? Ведь давно существует прорва журналов, которые и без того никто не читает! Литература ушла в Интернет, где ей самое место. Да и нет в наше время хорошей литературы!.. Может, вы и правы, но что поделаешь, такова наша прихоть. В конце концов, разориться на поэзии почетней, чем на рулетке или банковских вкладах…


Рекомендуем почитать
Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Северная Корея. Эпоха Ким Чен Ира на закате

Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.


Кастанеда, Магическое путешествие с Карлосом

Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.