Тарих-и Салими - [57]
Однажды из Бухары нам сообщили, что прибудет гость. Двое русских в коляске в сопровождении двух-трех человек из людей кошбеги прибыли в Якка-тут. Я встретил их и, пригласив [к себе] в комнату, справился об их здоровье. Один сказал: «Моя фамилия Гальперин 323[432]. Я являюсь начальником станции Каган. Все эти проявления неуважения к высочайшему двору дело рук большевиков и жителей станции Каган. Мы с давних пор в государстве его величества жили в спокойствии. Я очень смущен. Поэтому нас несколько человек ездили в местность Кызыл-типпа, встретившись с Колесовым; рассказали ему о доброте и помощи государства благородной Бухары и уговорил его заключить мирный договор. Мы отправили несколько писем на имя руководителей большевиков Чарджуя, Мерва и Ашхабада. Теперь я сам поеду в Чарджуй и сообщу [про договоренность] о мире, чтобы они с сего дня больше не посягали [на жизнь] подданных высочайшего государства». С подобными речами они просидели около часа и уехали. Я дал им проводника. Они направились в Чарджуй. /165а/ Через два дня упомянутый начальник [Гальперин] привел с собой двух комиссаров, то есть руководителей большевиков Мерва и Ашхабада. Они остановились у меня в селении Якка-тут. Я принял их; заказал для них обед и чай и беседовал с ними около часа. Во время беседы я рассказал им о прежних взаимоотношениях и дружеских связях [между эмиратом и Россией]. Говорил о /187/ грубых злостных поступках туркменов текке, о сожжении имущества несчастных подданных. Один из комиссаров ответил: «Грабежи и поджоги туркмен текке вызваны и поступками ваших подданных. Разве вы не знаете, что прибыв в Каракуль, они увидели своими глазами, что [ваши люди] растерзали сто человек русских подданных — женщин и детей. Если провинились мужчины, то чем виноваты женщины и дети?». Таких упреков он сделал множество. Я ответил: «Недальновидность проявляли вы сами. Вот уже пятьдесят пять лет, как мы с русским государством заключили договор о дружбе и в каждом деле мы постоянно оказывали друг другу помощь и поддержку. День ото дня крепость нашей дружбы все увеличивалась. И тогда у обеих государств имелось военное снаряжение: пушки и винтовки. Мы надеялись, что вы тоже будете держаться подобных /165б/ дружественных [отношений]. Вы поверили неизвестным вам джадидам, отцы и дети которых вели нищенскую жизнь и не касались отношений двух государств. Вы обманулись и уничтожили многолетний дружественный союз». Комиссары одобрили эти мои слова и сказали: «В своих взаимоотношениях государства то воюют, то живут мирно. Ныне мы стоим перед проблемой мира. Впредь мы сделаем все, чтобы укрепить дружбу двух государств». Так они, пробыв около двух часов, выехали в Бухару.
Короче говоря, я двенадцать дней находился вместе с войском в местности Якка-тут. Днем и ночью я наблюдал за высочайшей артиллерией. В полночь я имел честь получить от его величества благословенное высочайшее распоряжение: «Приведите войска с артиллерией в Бухару и распределите их по воротам города, чтобы они наблюдали за ними». Случайно той ночью было очень темно: шел дождь и дороги были грязными. Согласно высочайшей милости, я сразу позвал всех /188/ предводителей и сотников, при свете факелов и фонарей приготовили к движению четыре пушки и поставили во главе колонны, войско шло за ними. В предполуденное время мы подъехали /166а/ к воротам города [Бухары]. Здесь же я распределил пушки на пять ворот города. Одного предводителя [с его отрядом] поставил у ворот Каракуль, двух каршинских предводителей — у Каршинских ворот. У ворот Шейх-Джалал [поставил] прибежище власти Амкнулла-бек бия [с его отрядом]; у ворот Намазгах — прибежище власти — Муллу Азад-бий инака, а Муллу Шараф-бия [назначил] к воротам Саллах-хана. Охрану ворот Кавала я поручил туркменам из Бурдалика. Вернувшись [домой], я благословил его величество. По ночам я вместе с несколькими своими людьми наблюдал за городскими воротами. До полуночи объезжал крепость внутри города, затем приходил отдохнуть во дворик возле ворот Кавала. Днем я поднимался в Арк и отдыхал там, [ожидая], что вдруг дадут какое-нибудь поручение.
После поражения большевиков на станции Каган, они об этом сообщили в Ташкент и Самарканд и оттуда по железной дороге в многочисленных вагонах прибыли большевики, которых было больше, чем муравьев и саранчи. [Они напали] на город Зийауддин, убили [многих] подданных, ограбили их 324[433]. Отсюда через реку [Кара-Дарья] переправились они в Хатырчи. Правитель последнего, вазарат-панах Астанакул-бий кошбеги не сумел оказать им сопротивления, бросил свое имение, домашнюю утварь, принадлежности, добро и бежал вместе с женой и детьми. Они явились в Янгикурган. В течение нескольких дней большевики /166б/ в вилайате Хатырчи чинили различного рода жестокости и насилия: жгли, грабили, убивали попадавшихся подданных и совершали другие беззакония. Отсюда [большевики] перебросились в вилайат /189/ Кермине, правителем которого был прибежище власти Саййид-бек бий дадхо, дядя с материнской стороны его величества [Саййид-Алим-хана]. Он не решился принять необходимые меры для борьбы с большевиками и выехал им навстречу. Вследствие этого поступка упомянутого правителя большевики не предприняли боевых действий и ни к чему не притронулись. Они того правителя вместе с его пятьюдесятью-шестьюдесятью приближенными взяли в плен и привели в Кермине.
