Тарас Шевченко. Его жизнь и литературная деятельность - [31]
Прах Шевченко похоронили сначала на Смоленском кладбище в Петербурге, а потом перевезли в гробу, покрытом по казацкому обычаю червонной (красной) китайкой, на Украину, исполняя волю умершего, выраженную в известном стихотворении:
И теперь всякий проезжающий по Днепру и даже ничего не слышавший о Шевченко невольно обращает внимание на одинокий крест, подымающийся к небу над высоким обрывистым берегом недалеко от Канева. Там, под громадным курганом, напоминающим стародавние могилы, покоится прах народного поэта; а дух его витает “серед степу широкого, на Вкраiнi милiй”.
ГЛАВА V. ШЕВЧЕНКО КАК ПОЭТ И ХУДОЖНИК
Мнения некоторых писателей. – Что такое великий народный поэт? – Содержание поэзии Шевченко. – Отношение народа к его личности. – Шевченко как художник
Более трех десятилетий прошло уже со времени смерти Шевченко, а наша литературная критика все еще не оценила и не может оценить в полном объеме художественные произведения этого своеобразного, самобытного таланта и дело, совершенное им. Тем менее, конечно, читатель вправе ожидать такой оценки в настоящей биографии. Мы приведем мнения некоторых компетентных лиц и ограничимся самыми общими замечаниями.
“Шевченко, – говорит Добролюбов, – поэт совершенно народный, такой, какого мы не можем указать у себя. Даже Кольцов не идет с ним в сравнение, потому что складом своих мыслей и даже своими стремлениями иногда отдаляется от народа. У Шевченко, напротив, весь круг его дум и сочувствий находится в совершенном соответствии со смыслом и строем народной жизни.
Он вышел из народа, жил с народом и не только мыслью, но и обстоятельствами жизни был с ним крепко и кровно связан. Был он и в кругу образованного общества, малорусского и великорусского, но долгое время встречал в нем лишь отталкивающую презрительную грубость, притеснения, насилия, несправедливость, и зато, при первых же лучах нравственного свободного сознания, тем сильнее устремился он душою к своей бедной родине, припоминая ее сказания, повторяя ее песни, представляя себе ее жизнь и природу…” Еще определеннее и резче выражается Костомаров. “Шевченко, – говорит он, – как поэт – это был сам народ, продолжавший свое поэтическое творчество. Песня Шевченко была сама по себе народная песня, только новая – такая песня, какую мог бы запеть теперь целый народ, какая должна была вылиться из народной души в продолжение народной современной истории. С этой стороны Шевченко был избранником народа в прямом значении этого слова… Шевченко сказал то, что каждый народный человек сказал бы, если бы его народное существо могло возвыситься до способности выразить то, что хранилось на дне его души… Шевченко говорит так, как народ еще и не говорил, но как он готов был уже заговорить и только ожидал, чтобы из среды его нашелся творец, который бы овладел его языком и его тоном; и вслед за таким творцом точно так заговорит и весь народ и скажет единогласно: это – мое; и будет повторять долго, долго, пока не явится потребность нового видоизменения его поэтического творчества. Поэзия Шевченко есть непосредственное продолжение народной поэзии…”
Шевченко действительно настоящий и типичный народный поэт в общеупотребительном смысле этого слова. Но в том-то и горе, что этот общеупотребительный смысл, не так давно еще вполне ясный и точный, в настоящее время много потерял в своей определенности. Раньше понятие “народ” (в противоположность вообще культурным классам) как бы объединяло, придавая конкретную форму, такие, казалось бы, метафизические концепции, как справедливость, свобода, равенство и так далее. Но ближайшее изучение обнаружило, что народ в этом отношении вовсе не представляет однородной среды, что здесь наблюдается не меньшее разнообразие самых противоположных стремлений и инстинктов, даже целых миросозерцаний, чем в так называемых культурных классах. Поэтому сказать, что народный поэт сохраняет связь с миросозерцанием и идеалами народа, из среды которого он вышел, это значит говорить общие места; ибо у человека, вовсе не знакомого с рассматриваемым поэтом, неизбежно возникает вопрос, с какими же именно идеалами он связан и может ли вообще истинный поэт не сохранять связи со своим народом?…
Ныне, как известно, самые ретроградные планы строятся на народных идеалах, и нельзя сказать, чтобы это были одни только мыльные пузыри. Но наряду с анализом, разложившим понятие, недавно еще служившее девизом целого вполне определенного общественного течения, следует отметить и начинающий складываться синтез. Мы начинаем убеждаться, что противопоставление народа и интеллигенции по всем существенным пунктам не выдерживает критики, а практически не сулит ничего доброго, и по мере роста этого убеждения все больше и больше останавливаемся на том, что объединяет, а не разъединяет эти два общественных слоя, таким образом мало-помалу приближаясь к действительному народному самопознанию в том смысле, как это понятие употребляется в Западной Европе, где с наибольшей силой выявляется, между прочим, в творчестве Шекспира – у англичан, Гёте – у немцев, Данте – у итальянцев, и так далее. Таким образом, мы как бы возвращаемся к понятию о народе как нации, но с тем громадным различием, что вносим в это понятие богатейшее содержание, добытое изучением рабочих слоев общества. Мы почти все теперь соглашаемся, что Пушкин – наш народный поэт; в том же смысле европейская печать единогласно считает Толстого народным русским писателем и ставит его в один ряд с перворазрядными гениями. Оба они рисуют доподлинно истинными и неизгладимыми чертами внутреннюю душу и внешний быт русского общества, как оно окончательно сложилось на основе крепостного права, показывают, каким образом общечеловеческие характеры видоизменялись, развивались, приобретали свои отличительные особенности в этой именно общественной атмосфере. Онегин, Татьяна, Пьер Безухов, Анна Каренина, Вронский, Левин, Каратаев – все это типы, взросшие на почве крепостного права. И писатель, подобный двум вышеназванным, становится всегда в ряду перворазрядных гениев всего человечества, так как он воплощает в своих произведениях целую закончившуюся, уже сказавшую свое последнее слово историческую эпоху известного народа. Его устами говорит действительно весь народ; он и есть истинно великий народный поэт. Можем ли мы назвать в этом смысле Шевченко великим поэтом?
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.