Таня - [49]
Таня села у окна, обхватив колени. Среди мельтешащего моря листвы она различала крышу своего домика, смотрела на него со стороны — и, казалось, видела там саму себя. Скорченное в три погибели существо, которое спряталось от всех, одновременно надеясь, что его все-таки найдут, примут и полюбят.
И внезапно поняла, что первый раз посмотрела на себя с сочувствием. И что это вовсе не мама глядит на нее с недоверием и постоянным требованием что-то доказать.
— НУ КАК ТУТ СНЫ — цветные?
Таня подняла голову. В чердачном мраке прыгали оранжевые огоньки. В этом не было ничего удивительного. Юля всегда появлялась в нужный момент, как в детстве на вышке.
— Я не сплю. Здесь столько неба. Если бы не буря, ты могла бы на него смотреть. На то, что происходит во Вселенной.
— Я не за этим. — Юля попинала бесформенный предмет под ногами. Это оказалось кресло-мешок, и она в него уселась. — Подходящее место романы писать. Начинай давай. Я знаю, что юбилейный кирпич готов, и банкет на той неделе. Так что теперь не увиливай. Я хочу, чтоб ты писала свою книжку.
— Я ее еще не придумала, — отвечала Таня, продолжая глядеть за окно.
— Вот я и пришла. Сейчас вместе и начнем. Ты будешь говорить, а я — писать.
Юля достала телефон и в самом деле приготовилась записывать.
— Я не знаю, что, — печально отозвалась Таня.
— Да что угодно. Главное — начать. Ну, давай: за окном хлестал дождь.
— За окном хлестал дождь, — повторила Таня.
Юля быстро настучала фразу.
— Теперь про ветер. Меня пополам согнуло, пока я от такси доползла.
— Ветер завывал на вересковых пустошах, — послушно продолжила Таня, вспомнив сборник готических рассказов.
— Во! То что надо. Поехали дальше.
— Часы на старой башне пробили полночь, — проговорила Таня, прислушиваясь к звону домашних часов.
— Готово. Вперед.
— Шляпа и мокрый плащ были брошены на потертое кресло. Двое сидели у камина и смотрели на огонь. — Таня плотнее закуталась в полотенце. — Не пойду я ни на какой банкет.
Юля перестала записывать.
Часы на старой башне пробили полночь.
— Незачем было сюда приезжать. Я везде таскаю за собой саму себя, и теперь притащила себя на дерево. Думала, что в другом месте со мной начнут происходить другие события. Но всё идет по той же схеме. Я начинаю что-то писать. Появляется волшебный помощник, ходит по пятам, ловит каждое слово, становится незаменимым. Из себя выпрыгивает, как я ему интересна. А потом оказывается, что это не так. Что я его просто придумала.
— Это тебе Гришка повсюду мерещится, — вставила Юля. — А о нем давно пора забыть.
— О нем — пора, — согласилась Таня. Помолчала. — Я не всё тебе тогда рассказала. Если бы Григорий просто заявил во всеуслышание, что ему не нравится моя писанина, это было бы его личное мнение, и всё. На которое он имеет право. Несмотря на то, что раньше говорил совсем другое. Человек может менять свое мнение. Но у нас после этого был еще один семинар. Мы разбирали домашнее задание. Тема была — портрет героя, кого угодно, просто сделать живой персонаж. И самая лучшая зарисовка оказалась у Громова. Его героиней была девица. Придурковатая цаца из богатенькой семьи. Живет в родительском гнездышке, оторванная от реального мира. Окружена прислугой, которую не знает, как зовут, и за людей не принимает. Откуда берутся деньги и чем занимается папаша, пофигу мороз. Витает в облаках, считая, что создана для занятий искусством, а в голове — манная каша.
Юля попыталась что-то сказать, Таня быстро продолжила:
— Написано всё это было необыкновенно талантливо! Новый Гоголь явился. Безвкусный дом богатого выскочки — прямо «Мертвые души». Весь семинар задыхался от смеха. Стоило приходить в этот дом каждый день, чтобы так его описать. И на девицу столько времени потратить. Юль, я не иронизирую — я представляла для него чисто профессиональный интерес. Он ходил делать наброски с натуры, как художник на пленэр. А то, что я об этом думала — моя интерпретация. Ну, что я могу представлять для кого-то ценность, а не пустое место или коврик для вытирания ног.
— Я уже знала, что он сволочь, а теперь знаю, что он сволочь в квадрате, — перебила Юля. — И это не меняет того, что о нем надо забыть и жить дальше. И я не вижу никакой трагедии в том, что тебе нужен для творчества какой-нибудь Муз мужского рода, чтобы вдохновляться. Нелогично только приводить их всех к общему знаменателю. Волшебный помощник из «Вестей» может в твою схему не вписываться.
— Говорю же, дело не в них, а во мне, — Таня обхватила голову руками и не смотрела уже ни в окно, ни на Юлю. — Это я сама аплодирую всякому, кто сыграет родственную душу! И я не Гришку забыть не могу, а уши свои развешенные. И нет у Алекса никакого знаменателя, а просто своя собственная жизнь, которая меня не касается, и женщины, которые нравятся ему на самом деле.
Юля поднялась с мешка, походила взад-вперед, попрыгала, сверкая огоньками. Остановилась.
— Я тоже тебе не всё рассказала. Мой фаворит, который меня бросил, полетел со своей новой возлюбленной на курорт, чтобы предаваться там страсти. Я пожелала ему: чтоб ваш самолет упал, и вы оба сдохли. Помнишь аварию над Египтом? Они летели тем рейсом.
