Таня Гроттер и пенсне Ноя - [24]

Ноги у Тани стали ватными. Она разрыдалась на плече у Ягуна:

– Я сама отправлюсь в Дубодам! Это из-за меня Пуппер с Ванькой сцепились! Если бы я выбрала кого-то одного! Дура! Почему я вчера промолчала?

– Ну-ну, не надо так! Ты же не знала. Я вот тоже сто лет определялся, пока понял, что люблю Лоткову. А вот когда понял… И ты когда-нибудь определишься… – утешал ее Ягун.

– Ягуу-у-уун, не терзай хоть ты меня! Как я решу? Пуппер на дне, Ванька почти в тюрьме… Все почему-то думают, что я страшно сильная. Амазонка на контрабасе! Девочка-вамп! Подставка для обреза! – сказала Таня, вытирая слезы о рубашку Ягуна.

Внук Ягге с беспокойством пошевелил плечом.

– «Кажется, дождь собирается!» – сказал он голосом Пятачка. – Но-но, Танька, не надо! На худой конец у тебя есть я, а это уже немало. Хороший друг стоит дюжины Пупперов, а Ваньку мы защитим. Сарданапал своих не сдает. Я от бабуси это кучу раз слышал. Он и Ваньку как-нибудь вытащит.

* * *

У кабинета Сарданапала золотой сфинкс обернулся и зарычал. Дверь, скрипнув, открылась. Ванька вошел. Он ожидал, что внутри его будет ждать целый трибунал из преподавателей Тибидохса, но нет. Все было иначе.

Сарданапал сидел за столом и сумрачно разглядывал здоровенную кипу пергаментов. За стулом академика стоял Поклеп. У него на воротнике, не останавливаясь ни на миг, вертелась и взвизгивала яркая пуговица оповещальника.

– Вот и он, герой дня! Явился? – язвительно поинтересовался завуч.

Ванька молчал. Им овладело вдруг безразличие. Он лишь старался осторожно ступать на ногу, бедро которой обожжено было искрой Гурия.

– Ухлопал Пуппера, красавец? – продолжал Поклеп. – Подумать только: на белом отделении у нас учатся закоренелые бретеры! Вначале Шурасик, потом Гроттерша, а теперь вот, едва Таньку вернули, Валялкин рвется на темное! – приветствовал его завуч.

– Поклеп! – укоризненно сказал Сарданапал.

– Я знаю, как меня зовут. Мой папа долго не думал над моим именем: дал свое собственное. Результат превзошел все ожидания: получилось красиво и выразительно… Ну что, Валялкин, рад, что все так произошло?

– Я не рад, – возразил Ванька.

– Но ведь ухлопал Пуппера? Признайся, ухлопал?

Валялкин кивнул. С этим спорить не приходилось.

Поклеп победно взглянул на него, как если бы добился по меньшей мере признания.

– Хм… Тети Пуппера утверждают, что это было убийство. Ты сшиб Гурия с метлы и позволил мальчику-герою утонуть в океане. И не спорь – магспертиза палки от метлы уже доказала, что Гурий был атакован именно твоей магией! – колко сказал Поклеп и, чуть сбавив тон, добавил уже мягче: – Может, ты скажешь, как вы до всего этого додумались? Твоя была идея, а?

Ваньке хотелось сказать, что дуэль вообще-то была идеей Пуппера, но это смахивало бы на ябедничество.

– Да, моя, – произнес он. – Я не хотел, чтобы он получил Таню. Он ее не стоил.

– А ты ее стоишь? – заинтересовался вдруг Сарданапал.

– И я не стою. Ее никто не стоит, – признал Ванька.

Академик задумчиво посмотрел на Валялкина и стал расспрашивать его о подробностях дуэли. Ванька скупо рассказывал. На миг ему почудилось, что у него защекотало в голове. Он заподозрил было, что его подзеркаливают, но подумать такое на Сарданапала было почти кощунством. Поклеп же так сурово надувал щеки и так яростно ворочал выпуклыми, как у рака, глазами, что Ванька предпочитал стоять к нему боком, чтобы не сбиваться.

– М-м… Вот оно как… На мой взгляд, оба хороши: передрались как петухи! – пробурчал академик, когда Ванька закончил. – А теперь главное: Магщество Продрыглых Магций требует твоей выдачи. Все очень серьезно. Каждые двадцать минут обязательно прилетает купидон в траурных штанишках и с очередной депешей. Это сплошь ультиматумы! Похоже, у Бессмертника Кощеева и прочих умников приступ бюрократического вдохновения.

Поклеп кисло посмотрел на Ваньку:

– Теперь ты понимаешь, во что ты нас втянул? Они жаждут крови. Если мы тебя не выдадим, они грозят Тибидохсу всевозможными санкциями, начиная от запрета на ввоз и вывоз магических перстней и вплоть до бойкота драконбольной команды на всех состязаниях. Наша школа магии станет школой-изгоем. Ее значение упадет.

Ванька убито слушал его, понимая, что Поклеп прав.

– Буян окажется в изоляции. Не думаю, что это та цена, которую мы должны платить за заурядного мальчишку, который по дурости ухлопал искрой всемирного очкарика! Ты хоть понимаешь, в какую лужу ты нас усадил? – сурово продолжал завуч. – Ну, что ты скажешь?

Ванька вздохнул.

– Я… я сам могу к ним выйти, – предложил он. – По своей воле. Отдам себя им в руки, и пусть делают со мной что хотят. Я защитил Таню, а что будет теперь со мной – безразлично.

– Ты действительно способен к ним выйти? Сдаться магфордцам и отправиться в Дубодам? Даже зная, что честно дрался на дуэли и рисковал своей жизнью ничуть не меньше хваленого Пуппера? – негромко спросил Сарданапал.

Ванька, помедлив, кивнул.

– Возможно, через какое-то время они и вытащат тебя из Дубодама, основательно уже постаревшего. Отберут всю магию, сотрут память, наденут ошейник с цепочкой и заставят до конца дней отгонять мух с бронзового бюстика Пуппера. А такой бюстик его добрая тетя наверняка установит на главной аллее Магфорда. А около бюстика скорее всего поставит копилку, в которую каждый, кто захочет пнуть тебя, должен бросить монетку. Очередь к копилке будет длинной! – испытывая его, продолжал Сарданапал.