Таня Гроттер и колодец Посейдона - [4]

– Хорошо, клянусь, что не трону. И ты поклянись, что поможешь! – потребовал Жора.

– Предусмотрительный ты, Жикин, аж жуть! Прям тиха украинская ночь, но сало лучше перепрятать, – протянул отличник.

– Ну поклянись! – продолжал ныть Жорик.

– Хорошо! Будут тебе санки, будет и свисток… Разрази громус! Клянусь, что тест ты сдашь! – четко и ясно произнес Шурасик.

Жикин поднялся с колен и деловито отряхнул брюки. Он слегка удивился, что Шурасик дал такую серьезную клятву, однако долго удивляться было не в его правилах. Он уже получил согласие, а больше ему от Шурасика ничего и не нужно было. И теперь Жикин хамел на глазах.

– Договорились! Свистни мне, когда надо будет проходить обряд! Пока, Шурочка! Спокойной тебе ночи в твоей грустной комнатке, заваленной книжечками! Будь хорошим мальчиком! Меняй подгузники!

Когда за Жорой закрылась дверь, Шурасик вновь вернулся к зеркалу. Вернув обиженное отражение, он посмотрел на свое бледное некрасивое лицо, на маленький подбородок, на оттопыренные уши и неожиданно расхохотался.

– Все-таки ты дурак, Жикин… Круглый дурак! – сказал он.

* * *

Около полуночи Шурасик тщательно оделся, почистил зубы и обувь и, поразмыслив немного, вылил на себя полфлакона мужской туалетной воды «Маленький мачо». Флакон был выписан полгода назад по каталогу с Лысой Горы, но до сих пор так и не опробован. Случая как-то не было. Хотя, если верить прилагаемому сертификату, одной капли туалетной воды (до, после, в процессе или вместо бритья) было достаточно, чтобы растопить самое холодное сердце. На этикетке мелким шрифтом значилось: «Осторожно! При превышении дозировки девушки мрут от любви, как мухи! « Однако, наученный горьким опытом, Шурасик не доверял рекламе и потому превысил дозировку раз в восемь.

Закончив все приготовления, он выскользнул в коридор и осторожно, стараясь не производить шума, стал пробираться через Жилой Этаж к лестнице. По обе стороны слева тянулись двери комнат. Тибидохс жил ночной, особенной жизнью.

Из комнаты Гуни Гломова доносились вопли, звон мечей и глухие страстные удары кулака в стену. Судя по мощи ударов, они были усилены Гломусом вломусом . Потом страшный бас произнес:

– Моя жизнь – длинный шрам, моя судьба – боль! Я давно готов умереть, а вот готов ли ты? Положи вилку, хмырь, и отойди от могилы!

Шурасик вздохнул. Он догадался, что Гуня настроил зудильник на лопухоидное телевидение, насмотрелся фильмов про вампиров и теперь обогащает свой тактический арсенал наездов и запугиваний.

– Не, так как-то фигово… Слишком длинно! – продолжал вслух рассуждать Гуня. – А если то же самое, но чуток в доброжелательном духе: «Не дразни меня, чувак! Я очень зол с того дня, как меня убили!» М-м-м… А че? Нормуль! А если так: «Чьи это хорошенькие глазки плавают у меня в чае? Чтааа-аа?!»

Хотя эти слова явно были обращены не к нему, Шурасику стало неуютно, и, покрутив пальцем у виска, он поспешно прошмыгнул дальше.

От двери Демьяна Горьянова пахло прокисшим молоком. Рядом с Демьяном вообще прокисало все подряд, а его доброжелательного взгляда опасался даже циклоп Пельменник. Тревожась, что его одеколон утратит волшебные свойства, Шурасик поспешно пробежал мимо горьяновской двери мелкой трусцой.

Семь-Пень-Дыр, живший по соседству, комкал во сне черную простыню и метался в банковском кошмаре, пытаясь извлечь годовой процент из нуля бубличных дырок, которые во сне называл «дурками». Процент упорно отказывался извлекаться, изводя жадного Дыра. Затем в кошмаре Пня явно что-то поменялось. Он спокойно повернулся на другой бок и спросил трезво и четко: «Теперь главное понять, какая из этих двух выдр настоящая?» После чего заснул уже без всяких сновидений.

Из комнаты Генки Бульонова доносилось непрерывное бормотание. Прислушавшись, Шурасик убедился, что Бульонов разучивает базовые заклинания элементарной магии, причем разучивает не без некоторых успехов. Изредка бормотание сопровождалось сухим потрескиванием кольца – это означало, что перстень искрой откликается на магию.

«Ударения не всегда правильно ставит! А вообще молодец, быстро наверстывает!» – сниходительно подумал Шурасик и тотчас раскаялся в своей снисходительности.

В комнате Бульонова что-то загрохотало. Немного левее головы Шурасика в двери возникло отверстие размером в кулак. Шурасик трусливо присел и ретировался.

– Нет, вы видели? Темный маг разучивает светлое заклинание Искрис фронтис , паля по казенной мебели, и где? В закрытом помещении! – пробормотал он.

На пересечении коридоров Шурасик едва не столкнулся с Лизой Зализиной, которая, помахивая зонтиком, назойливо прогуливалась у комнаты Ваньки Валялкина. Не заметив Шурасика, Зализина повернулась к двери и громко, явно не в первый уже раз, произнесла:

– Ты не мужчина, Валялкин! Ты мизер, размазня, пустое место! И не смей заговаривать дверь! Я хочу с тобой объясниться!

– Лизон, я спать хочу! Я уже двести раз тебе говорил: отстань! – жалобно откликнулся Ванька.

– Ты говоришь так потому, что не уверен в себе! Гроттерша задушит тебя своей серостью! У нее не жизнь, а сплошные неприятности! Открой мне дверь, я требую! Я не дам тебе погибнуть, я спасу тебя даже помимо твоей воли!