Танос. Титан-разрушитель - [5]

– Из всего, что находил для меня отец, ты – первое, что мне действительно понравилось, – сообщил товарищу Танос на заре их дружбы.

Синтаа улыбнулся. Он тоже был не по годам умен, хоть и не дотягивал до нового друга.

– Я не что, – напомнил он Таносу. – Я – кто.

Танос ухмыльнулся.

– Конечно.

Они всегда играли в комнатах, где Танос жил с отцом, и никогда – на людях или у Синтаа. Танос изобрел способ рисовать светом: он сделал кисти, которые накапливали фотоны и временно прикрепляли их к точке пространства. Друзья часами создавали изображения в воздухе и смотрели на светящиеся голограммы, пока те не начинали искажаться и растворяться, как фейерверки в замедленной съемке.

– Можно вопрос? – сказал однажды Танос.

Синтаа, казалось, удивился. Он замер, прервав движение фотонной кисти.

– Ты никогда их не задаешь. Ты всегда сам все знаешь.

– К сожалению, это не так, – признался Танос. – Я столько всего не знаю. Особенно на одну тему.

Синтаа сел и откинулся назад. Голограммы мерцали и переливались вокруг, как сладкие сны, которые вдруг оказались в реальном мире.

– Что за вопрос?

Танос замялся. Впервые в жизни он понял, что такое нервничать.

– Расскажи... – наконец выговорил он, – как это, когда у тебя есть мать?

Синтаа засмеялся:

– Танос, мать есть у всех.

Если бы Танос мог покраснеть, сейчас он моментально залился бы краской.

– С биологической точки зрения верно. Но как это, когда она действительно есть, а не просто когда-то тебя родила?

Взгляд Синтаа потеплел. Он открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл. Потом снова открыл. Закрыл. И еще несколько раз, пока, наконец, не подобрал слова.

– Не знаю, как тебе это объяснить, – сказал он. – Я ведь другого и не знаю.

Я другого и не знаю. Эти слова отозвались в Таносе незнакомой до этого болью. Даже не сами слова, а то, как Синтаа их произнес. В его голосе слышались тепло и уют – и Танос понял, что именно этого ему не хватало. Материнской поддержки. Насколько понимал мутант, каждое живое существо на Титане знало материнскую любовь, и только он – нет.

– Я даже не знаю, где она, – посетовал Танос. – Это один из немногих секретов, которые Ментор мне не раскрывает.

Немного помявшись, Синтаа произнес:

– А я знаю.

* * *

К тому времени Танос был крупнее и выше обычного ребенка его возраста. Каждый скачок роста настигал его стремительно и проходил болезненно. Он уже вырос почти до метра шестидесяти. За внешностью подростка скрывался гениальный ум. Цвет кожи немного посветлел, но оставался тем же трагическим и внушающим страх фиолетовым. Танос редко покидал дом: Ментор много раз повторял, что ни к чему расстраивать окружающих.

Сегодня Танос набросил плащ с капюшоном, который скрывал его лицо. Волоча полы плаща по дороге, он подошел к некоему зданию без страха, но с беспокойством.

Синтаа, следовавший за ним, ободряюще кивнул.

Непримечательное здание жалось к земле – в отличие от большинства местных строений, тянувших верхушки к небу или парящих в воздухе при помощи антигравитационных технологий.

Синтаа узнал об этом домике от родителей. Они называли его чем-то вроде больницы. Танос, конечно, знал, что такое больница – место, где лечат заболевания, обрабатывают раны.

Его мать больна? По этой причине ему не давали с ней видеться? Но почему тогда было просто не объяснить? Зачем такая секретность и что в этом постыдного?

Не важно. Его мать там, внутри. Таноса заботило только это.

У двери он еще немного помялся. Ему было десять. Совсем ребенок, и даже при его уме – а может, как раз из-за него – сочетание возраста и внешнего вида не сработает в его пользу. Танос понимал, что в ближайшем будущем его скорее всего отвергнут.

И все же он открыл дверь. Вошел внутрь.

Пахло озоном и антисептиком. Темнели мягкие стены и пол, потолок был устлан светящимися панелями. Танос прошел по коридору и обнаружил еще одну дверь. Открыл и ее. Вошел.

Там стоял мужчина с густыми бровями цвета жухлой травы. На нем была черная туника с красными нашивками на плечах, которые носили врачи, но выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

– Танос, – в голосе послышалось неодобрение. – Меня предупреждали, что ты придешь.

Синтаа и его друг никому не говорили, что решили прийти сюда. В этот момент Танос понял, что за ним следят. Все время.

– Я пришел к Сьюи-Сан, – сказал он со всем достоинством и напором, который мог из себя выдавить, и добавил: – К своей матери.

Врач прищурил глаза, и в них мелькнуло нечто похожее на жалость. Танос подавил закипающий гнев. Жалость ему была не нужна.

– Мне очень жаль, – произнес собеседник. – Я не могу этого позволить.

– Я не спрашивал разрешения, – отчеканил Танос, уже не сдерживая волны недовольства. – Пустите меня к матери.

– Тебе стоит поговорить об этом с отцом, – заявил доктор, проделав руками неопределенный жест. – Если не уйдешь, придется вывести тебя силой, а я не хочу этого делать.

Поговорить с отцом... Он пробовал. Начиная со своих первых слов – «Будет ли мать?» – Танос спрашивал и спрашивал о ней и разве что не молил Ментора разрешить им увидеться, но натыкался только на стену отказов, запретов. Каждый ответ, действие и бездействие отца сообщали ему, что он никогда не увидит Сьюи-Сан.