Танкред, Рыцарь креста - [2]

Гости съехались со всей Италии, и прибыл даже герцог Сицилийский Айсфьорд. Столы Тарентского замка ломились - знатно потрудились перед торжеством егеря, загонщики, а повар-шефмастер за свои старания даже заслужил золотые пряжки с башмачков супруги Боэмунда Инессы Тарентской.

Мясо, мясо, мясо! С кровью, парящее - прямо из котлов и с вертелов, на шампурах, на которых запеклись чесночные, грибные и перцовые соусы. Рубленые скворцы, овощные салаты с синицами, охлажденные на льду жареные кролики и сорокопуты, печеные иволги. Боэмунд не был скрягой и на столах вполне хватало марокканской соли. Кабаньи окорока с гарнирами из купены и спаржи. А для того, чтобы гостей возбуждала постоянная жажда и чтоб вино лилось рекой, все блюда сдобрены безумно дорогими заморским прянностями - о, этот аромат мускатного ореха, гвоздики, имбиря! А каши с маслом из рылец шафрана, а подливы из корицы, лавра, горчицы! Ковриги из проса, сладкие палочки из загустевшего настоя корней лопуха и застывшего отвара шиповника, барбарисовое -о! - варенье. А что в кувшинах, в баклагах, в полубочках и сулеях! Италия подарила Боэмунду свои сладчайшие гроздья! В бокалы лилась влага, от которой у мужчин загорался дамский румянец, а дамы окончательно теряли всякий стыд - ведь эта жидкость была изготовлена по рецептам самого Эрика Рыжего, который не только покорил половину Европы, но и изобрел перегонку вина на коньяк (в его далеких походах были необходимы гораздо более концентрированные напитки - в челнах было маловато свободного места). А что за бальзам - дюжину амфор! - привез добродушный епископ!..

Когда над пирующим замком встала уже третья луна, Танкреда стали готовить к посвящению.

Смешливые молодые служанки уже искупали смущенного новика (посящаемого - прим. ред.) в благоухающем чане, сплошь засыпанном лепестками роз. Затем замковый аббат Эжен Мартелльер уложил Танкреда на убранный конец трапезного стола и покрыл его, одетого в белый саван, черным погребальным покрывалом - в знак того, что новик закончил свою прежнюю жизнь, что он навсегда прощается с ней и с прежним собой. Затем аббат-богатырь повел юношу в капеллу на "ночную стражу", где он должен был провести ночь в молитве пред мечом, которым ему завтра предстояло опоясать свои чресла.

Загремел, закрываясь, запор маленькой часовни в полуподвале главной башни, и Танкред остался один перед мечом, воткнутым острием между туфовыми плитами пола перед алтарем, неверно освещенного дрожащими огнями семисвечника. На рукояти меча молодым железом мастера Маллеори горело распятие, над головой слышался шорох и писк летучих мышей, в узкие бойницы и прорехи старинных витражей врывался соленый ветр Средиземноморья. Будущий рыцарь преклонил главу и колени...

Утром ему подвязали золотые шпоры - о, триумф его трудов, триумф его учебы! Боэмунд собственноручно произвел alape - троекратный ритуальный удар клинком по плечу. Епископ Апулии освятил меч, перекрестил Танкреда распятием и произнес старческим фальцетом:

- Приими меч сей во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Употребляй его на защиту свою и защиту святой Церкви Божией, на погибель супостата и врагов Креста Господня и Веры христианской, и, насколько возможно то для немощи человечией, да не рази им безо справедливости...

Танкреда препоясали мечом. Как только ножны коснулись бедра, он ощутил всю тяжесть новой ноши. О, строгость множества рыцарских заповедей!.. Ежедневно натощак слушать обедню, при необходимости умереть за веру, покровительствовать вдовам и сиротам, не поддерживать несправедливые дела, странствовать и в странствиях защищать справедливость, избегать нечистого заработка, торговли, жить безупречно пред Господом и перед людьми, и прочая, прочая, прочая...

Да что там говорить о тяжести нового служения, если не легки были даже новые доспехи, вес которых достигал веса их хозяина! Но как он изменился, как возмужал в броне, в горении гравированных зерцал нагрудника, наручей, бутурлуков! Вот только жарко в них в натопленной зале - под сталью замшевый гамбизон, лосины, тонкая кольчуга. Его шевелюра стянута сеткой из конского волоса и уложена под шелковый подшлемник - такую подушку не продавит железный обруч наголовья. На поясе - меч, на фокре (крюк на нагруднике) - тяжелое пятнадцатифутовое копье. Кто сможет в таком облаченье вспрыгнуть в седло рослого коня, не касаясь стремян? Только настоящий рыцарь. Такой, как он - барон Танкред.

* * *

Следующие четыре года жизни Танкреда были заполнены турнирами, походами, одинокими странствованиями, которые перемежались с шумными охотами, пирами и отдыхом в уютных гнездах гостеприимных замков соседей и сородичей. Но более всего Танкред полюбил поединки с достойным его меча соперником, с тем, кто, как и он, желал честного боя на равных условиях - "с одинаковым количеством поля, ветра и солнца". На горожан, которые в своих ордаллиях на ратушных ристалищах бились между собой жгутами из размоченных воловьих жил, Танкред взирал с непреходящим презрением.

Внешне наш герой оставался все тем же. Но все чаще его посещала мысль о том, что рыцарская жизнь, в гущу которой он был погружен с малых лет, не соответствует евангельским заповедям. Летописец первого крестового похода Рауль Каэнский так пишет об этом: "Его очень часто мучило беспокойство, что его рыцарские битвы пребывают в несогласии с предписаниями Господними. Ибо Господь повелел тому, кого ударили по щеке, подставить ударившему и другую, рыцарские же установления повелевают не щадить даже крови родственников".