Танкисты - [4]

– А как ты их увидишь, когда они над лесом шли, только что по макушкам брюхом не чиркали, – возразил рассудительный сибиряк Доброжин. – Да и успей, поди скорость-то у ихних истребителей какая.

Гул авиационных двигателей нарастал. Где-то впереди начали бить зенитные пулеметы, слышались хлопки отдельных ружейных выстрелов. Соколов машинально подобрал под носком сапога сухую веточку и сломал ее со злостью.

– Хоть бы один сбили, хоть один, – процедил он сквозь зубы. – Другие не вели бы себя так нагло.

– Поди попади в него на такой скорости, – снова начал было Доброжин, но Луговой толкнул его в бок кулаком.

– Смотрите, товарищ младший лейтенант, наш! «Ястребок»!

Соколов вскочил на ноги и повернул голову в сторону, куда показывал сержант. Оттуда нарастал звонкий и такой родной звук мотора «И‐16». Тупоносый истребитель с красными звездами на плоскостях вынырнул из-за туч со стороны солнца. От него сразу протянулись в сторону немецких самолетов две яркие трассирующие полосы. Обе пары «мессеров» разошлись в разные стороны, набирая высоту.

– Давай, «ишачок», давай, родной, – чуть ли не приплясывал от возбуждения рядом с командиром Луговой. – Всыпь им по первое число!

Советский истребитель явно проигрывал немецким в скорости. Он тоже начал набирать высоту, но когда первая пара «мессеров» развернулась и попыталась атаковать его, «ястребок» упал на крыло и буквально на месте развернулся в воздухе, демонстрируя невероятную маневренность. Вторая пара проскочила над краснозвездным истребителем, и тут же ведомый подставил советскому летчику свой хвост. Немец попытался уйти испытанным способом: войдя в пикирование, набрать на снижении скорость и потом оторваться от преследователя с набором высоты. Но советский летчик, видимо, знал хитрости немецких асов. Он не пошел догонять «мессер» в пике, а дождался, когда тот стал выходить в вертикаль, и прошил его очередями из двух пулеметов.

«Мессершмитт» сразу потерял скорость, за ним потянулся белый шлейф, и он стал медленно терять высоту. Над дорогой поднялось невероятное ликование: красноармейцы подбрасывали в воздух пилотки и даже каски. Немецкий самолет все падал и падал, а потом исчез за лесом, откуда взметнулось огненное облако и раздался грохот взрыва.

А бой продолжался. Три немецких истребителя вытянулись в линию и атаковали краснозвездную машину один за другим. «Ястребок» крутился, огрызаясь короткими очередями, сам переходил в атаку из самых неожиданных для врага положений. И вот еще один «мессер» вдруг отвалил в сторону и на маленькой скорости потянул на юг над самыми верхушками деревьев. Видимо, у него были серьезные повреждения.

– Эх, суки! – закричал Луговой и грохнул кулаком по крылу над гусеницей танка.

Советский истребитель как будто натолкнулся в воздухе на невидимую стену. Из двигателя стали вырываться языки пламени, потянулся хвостом черный дым. Еще немного – и самолет клюнул носом и, вращаясь вокруг одного крыла, полетел к земле. Все, кто наблюдал за воздушным боем, замерли, но потом над дорогой пронесся вздох облегчения и ликования. Купол парашюта вспух над лесом белым облаком. Снова заработали зенитные пулеметы, и «мессеры» ушли за лес в южном направлении. Над дорогой послышались голоса командиров: «Отбой воздушной тревоги».

– Товарищ младший лейтенант, ну почему он был один, где наши соколы? – повернулся к командиру Луговой. – Ведь неделю, неделю уже отступаем, а где наша армия, где авиация? Ведь мы же должны железным кулаком… собраться… ведь как мы пели, помните…

Соколов видел, как наливаются слезами негодования глаза сержанта-сверхсрочника, как стискиваются его кулаки до белых костяшек пальцев. Надо было что-то отвечать, надо было как-то объяснить своим танкистам. Он же командир, он обязан все знать и поддерживать в них боевой дух. Хотя боевого духа как раз хватало. В бой танкисты вступили на следующий день после начала войны, 23 июня. После ночного марша они с ходу атаковали передовые части фашистов. Атаковали и отбросили. И, выполняя приказ, закрепились на этих рубежах. Это был первый бой молодого лейтенанта Алексея Соколова. Он был горд, что его взвод уничтожил два вражеских танка и несколько десятков человек пехоты. Они полдня выкапывали тремя экипажами танковые окопы, как и положено по уставу. И к полуночи, упав без сил, но полные желания по приказу командира корпуса вскочить и занять места в боевых машинах, они говорили и говорили о вероломном враге, о том, что сейчас Красная Армия соберется в кулак и вышибет обнаглевшего агрессора со своей земли. Но в час ночи пришел приказ сниматься с позиций и отходить на восток.

И вот неделя прошла, а корпуса и дивизии все отступают и отступают. Обливаясь кровью, хороня бойцов, оставляя сгоревшие танки, отходили, оставляя свою землю врагу, оставляя поселки, даже города. Вот уже сто километров от границы, вот уже двести… Соколов стянул с головы шлемофон, взъерошил свои светлые волосы и, откашлявшись, заговорил с интонациями, которые слышал у полкового комиссара за несколько дней до войны на собрании офицеров полка. Молодому командиру было трудно говорить, потому что и Луговой, и Доброжин, и даже механик-водитель Бурун были старше его по возрасту. Все они были сверхсрочниками, которые прослужили в танковых войсках по четыре и пять лет. Их должны были отправить в запас еще весной этого года, но в силу усложнившейся обстановки пришел секретный приказ танкистов в запас не увольнять.