Танкисты. «Мы погибали, сгорали…» - [27]

24 февраля в селе Карповцы мы сожгли еще одну «пантеру» и вышли в населенный пункт Шепетовка. В марте, после марша из Шепетовки в Белую Церковь, через Корсунь-Шевченковский в Христиновку, уничтожили еще 2 танка врага. При этом «удачно» сгорели в первый раз. Почему удачно? Потому что снаряд вражеского танка попал в борт, в моторное отделение, а экипаж остался жив и невредим. Вот только моя 1-я Звезда сгорела вместе с танковой тужуркой-кожанкой.

После окончательного разгрома Корcунь-Шевченковской группировки мой экипаж расформировали. Его заменили молодыми, чуть старше меня, ребятами. И снова пришлось притираться: механик-водитель – горячий грузин, наводчик – украинец, заряжающий – тоже украинец. Сколачивание экипажа начали с пения украинских песен. Как же мои хохлы красиво пели украинские народные песни! А я знал все песни Гражданской войны, из кинофильмов и революционные. Грузин здорово плясал, так что на привалах около нашей самоходки дым стоял коромыслом! Ребята, несмотря на молодость, уже побывали в переплетах, знали много и помогали друг другу.

Нам предстояло пройти с боями от Шепетовки, через юго-западную Украину к румынской границе. Скоро я убедился, что и на этих ребят можно положиться как на себя. В районе города Городенка Черновицкой области столкнулись с «тигром» нос к носу. Орудие заряжено осколочным снарядом. «Осколочным! Огонь!» Прогремел выстрел, «тигр» попятился за сарай. «Бронебойным! Сквозь сарай! Два снаряда! Огонь!» Прогремели два выстрела, и за сараем раздались немецкие вопли и взрывы боезапаса. Танк уничтожен.

После форсирования рек 3ападный Буг и Сан в Львовско-Проскуровской операции в составе 400-го Гв. сап. 8-го Гв. т. кор. 1-й Гв. т. а., командовал взводом «СУ-85». Когда действовал в разведке, совершая обходный маневр, оказались в тылу у врага. Решили атаковать село с тыла, во фланг, причем одновременно с атакой главных сил с фронта. Я свою задачу выполнил, иду на соединение с главными силами. Выезжаю на окраину села, вижу – горят наши два танка и бежит ко мне навстречу командир батальона – капитан Бочковский с пистолетом в руке. «Я тебя пристрелю! – закричал он. – Ты пожег свои танки!» «Это не я!» – закричал я в ответ. «Я отдам тебя под суд трибунала!» – меняет он свое решение.

Разведгруппа, состоящая из двух танков «Т-60» и трофейного Pz.III, готовится к выполнению боевого задания. Витебское направление, 1944 год

У меня на душе отлегло, и можно теперь разобраться. Мой экипаж выскочил из машины, выскочил и командир второй самоходки. Все встали на мою защиту. Объясняли, что вели огонь осколочными снарядами и в совершенно другом направлении, вдоль села. А когда мы вели огонь вдоль улицы, видели, как пробегают в черной форме немцы. Тогда только я сообразил, что это, очевидно, немецкие экипажи, но командир батальона стоял на своем. Тут как раз подъезжает на танке командир 8-го корпуса. Узнал, в чем дело, почему приостановилось наступление, мы приехали с тыла, на соединение со своими. «Да вот, младший лейтенант со своим взводом – выехал на окраину». А когда разобрались, оказалось, что две самоходки, два «фердинанда» по башню были закопаны. Командир корпуса разобрался. Они как раз и сожгли наши танки. И если бы не мой взвод, они еще сожгли бы кучу наших танков! А так они поняли, что у них в тылу наши танки, бросили свои и удрали.

Командир корпуса приказал записать эти танки на мой счет и спросил своего адъютанта, что у них есть – вот «Красная Звезда», – расцеловал меня и наградил орденом Красной Звезды! Вот как бывало на фронте: «Я тебя расстреляю! Отдам под суд трибунала!» И наконец – высокая награда! Совершенно нежданная – эта вместо сгоревшей в Корсунь-Шевченковском котле, совершенно законная. Через минут десять наступление продолжилось, и мы пошли вперед. Заскакиваем в какой-то сад, пушка немецкого танка развернута вдоль шоссе, по которому мы должны были идти. Этот танк уже разворачивает пушку в нашем направлении. Я наводчику кричу: «Видишь?» А он отвечает: – «Вижу». «Прицел «0» – огонь!»

Через 20 минут, в Пшеворске мой экипаж сжег еще танк. Еще минут через 30, двигаясь по шоссе в направлении города Ярослав, были обстреляны из засады. Снаряд попал в моторное отделение. Самоходка вспыхнула, но, как и в первый раз, экипаж остался невредим. Это фрицу не понравилось, и по нам открыли огонь из пулемета. Там мне и «прошили» левое плечо. Рана пустяковая, кость не задета. Буквально через 10 суток я снова был в строю. Получил новую СУ и вперед к Висле. Это было второе ранение и второй раз «удачно» горел. А отцу писал: «Не придумали фашисты ни снаряда, ни пули, чтобы меня уничтожить!»

Поляков Юрий Николаевич

14 октября снова пошли в наступление. От моего отделения ПТР остался я, одно ружье и еще человек. Побежали, а немцы, видно, засекли. Вторая мина уже попала – разорвалась в нескольких метрах впереди нас. Хорошие, видно, были минометчики. Я получил семь осколков – четыре в ноги, три в руку. А впереди меня бежал Гродек, западный белорус, так ему полчерепа снесло. Попал я в госпиталь, а там с самоходчиком познакомился. Он меня и сагитировал. «Пойдем?» – спрашивает. Я отвечаю: «Пойдем». Я еще боялся, думал: не возьмут, а там с распростертыми объятиями приняли, заряжающим. Не хватало людей – экипажи выбивали моментально. Так и началась моя танковая эпопея. Попал я тогда в 1888-й отдельный полк самоходной артиллерии на «СУ-76», 3-я армия Горбатова. У нас в армии 3 полка было – 1812-й (как мы называли, восемнадцать – двенадцать), 1888 и 1900-й. На корпус по одному полку для поддержки. Это было в конце ноября 44-го. Потом мы попеременно, по две батареи стояли в танковой засаде. От передовой недалеко, километра два или полтора. Выкопаны были капониры и сверху замаскированы под стог сена. В случае чего передняя крышка откидывалась, и можно было стрелять. Две батареи отдыхали, две несли дежурство. Это было в Польше, на Наревском плацдарме, севернее Рожан.