Танк смерти - [12]

Мощное развитие моторизации…

А там, где может река оказаться

и танки из строя бы выбыли,

их заменят земноводные амфибии.

Бросание бомб— зажигательных, дымовых,

ядовитых, удушливых и других…

Мобилизация всей производительной силы.

Итак, не будет ни фронта, ни тыла.

Затем— процесс машинизации приводит

к вовлечению в войну все больших масс.

И ясно, что в этой борьбе народов

неминуемо восстанет класс на класс.

Но если вам эти явления ясны,

то понятен и вывод из этих явлений.

«Мы говорим — выход из этой войны

только в революции».

Ленин, т. XIV, стр. 314.

Маргарита Ивенсен ЕСЛИ БУДЕТ ВОЙНА (1932)

Если волной дымовых завес

война над Союзом нависнет,

каждый рабочий, каждый боец

крепче винтовку стиснет.

Двинем тогда на врага полки,

выдвинем танки, броневики, —

и поможет успеху атак

разведка военно-служебных собак

и часто страна благодарна псу

за то, что он жизнь спас бойцу.

Смотри: это Гун, Ахим и Джим

У каждой собаки — прозвище.

Такая собака не задрожит

в самый большой морозище.

Их не спугнет боевая гроза —

ни Ахима, ни Гуна, ни Джима.

Чутье — начеку, и зорки глаза,

а ноги — четыре пружины.

Если будет война,

такая собака нужна.

Если война; огонь и дым;

ты ранен, лежишь один;

бинтов нет, свои далеко —

неужто могилой будет окоп?

Нет, в окопе тебя тогда

четвероногий найдет санитар.

Он побежит, не жалея ног:

дорога жизнь красноармейца;

он побежит, не жалея ног,

чтобы кровью ты не истек.

«В сумке бинт; расстегни, возьми,

а я скорей побегу за людьми».

Если война; кольцо железное;

Враг наступает, как зверь, разъярясь,

Красная часть от своих отрезана, —

Как со своими наладить связь?

Каждую тропку враг сторожит,

в небе парят самолеты вражьи.

Кто на виду у врага пробежит?

храбрый из храбрых под пулей ляжет.

Кто на виду у врага пробежит?

Храбрый из храбрых, Джим побежит.

Он побежит по любому пути;

дорога жизнь красноармейцев;

он побежит по любому пути,

чтоб красную часть спасти.

В Красной армии много собак

таких, как Ахим и Джим.

Но и в мирное время не дремлет враг.

Тогда, защищая советский флаг,

они сторожат рубежи.

Они сторожат советских границ

каждый вершок и пядь,

чтоб ни один в Союз не проник

белогвардеец опять.

«Эй, пограничник, Гун заворчал:

хрустнул валежник, шурша.

Эй, пограничник, Гун заворчал:

слышит шпионский шаг.

Ты не один, пограничник: с тобой

собака разделит опасность и бой».

Но Союза враги рыщут

не только у рубежей.

Потому-то у нас тыщи

четвероногих сторожей.

Сторожевые заняв посты,

они охраняют советский тыл;

в далеких степях — стада,

магазины — в больших городах;

красноармейцам в помощь

сторожат гаражи, ипподромы,

и склады, в которых порох

готов к обороне страны,

потому что быть может скоро

мы услышим сигнал войны.

Винтовку тогда стиснет

Каждый честный боец;

Винтовку тогда стиснет

Накрепко твой отец.

И если отец твой будет ранен,

В крови упадет под откос,

Помни: вернет его Красной армии

И тебе вернет его — пес.

Саттар Ерубаев О БУДУЩЕЙ ВОЙНЕ (1934)

Один из моих товарищей, бывало, удивлял и поражал нас своей необычной, довольно своеобразной точкой зрения на что-либо, своими неожиданными и, в общем-то, интересными рассуждениями. Да вы знаете его, я говорю о Рахмете.

За его увлеченность, умение затевать необыкновенные и горячие споры мы прозвали Рахмета философом. Да он в какой-то мере и был фантазером-философом. Особенно любил он доказывать, что главным законом познания нужно, якобы, считать метод сравнения. Всякую вещь, все жизненные явления он как бы подводил под категорию сравнения. Такой категории я что-то не встречал в философии и к тому же думал, что в науке и жизни далеко не все нуждается в сравнении и поддается сопоставлению. Но Рахмет все-таки отстаивал свое.

— Подумай сам, — говорил он, — как ты, к примеру, узнаешь, насколько хороша наша сегодняшняя жизнь? Разве можно обойтись без ее сравнения с нашей прошлой жизнью? Если даже, скажем, покупаешь кило хлеба, так ведь его обязательно взвешивают, сличая с килограммовой гирей. Вот перед тобой две палки. Которая из них длиннее? Попробуй не сравнить. Ну и так далее. Конечно, это элементарные, так сказать, примитивные формы сравнения. Но не с них ли пошла в науке одна из сложнейших абстракций?

Рахмет приводил много примеров. Из нашей повседневной жизни, из области политики, из различных сфер науки. «Вроде бы одноцветен солнечный луч, — говорил он. — Белый, прозрачный. Но вот оказалось — этот самый белый пучок света состоит из семи цветов: красного, оранжевого, желтого, зеленого, голубого, синего, фиолетового».

Известно, например, что красный цвет преломляется и распространяется в воде и воздухе быстрее, чем синий цвет. Чтобы доказать это, наверное же, необходимо было сравнить скорости их волн в той или иной среде, узнать длину волны светового потока, которая, кстати, не превышает одной миллионной части миллиметра (миллимикрон). Или взять химические элементы. Атомный вес азота — 14.007, неона — 20.183, радия — 225.97. Определение такого различия в весах тоже ведь потребовало какого-то сопоставления.

— В жизни нет ничего, что было бы не подвластно сравнению. Прогресс, регресс, всякое движение и развитие — все это познается через сравнение, — говаривал Рахмет.

В прошлом году Рахмет, Лиза, Иван и я побывали в Ленинграде в гостях у академика Вознесенского — отца Лизы. Он, хотя и намного старше нас, а обращался с нами всегда как-то по-свойски, словно был нашим ровесником. Кто не знал нашего академика, человека с мировым именем и мировой славой, человека величайших знаний? Он — известный металлург, но, что удивительно, преуспел и в области авиации, будучи учеником «отца русской авиации» знаменитого профессора Жуковского.