Танго старой гвардии - [7]

— Я думал, ты отошел от дел.

— Я и отошел.

— А-а, — с облегчением произносит старый портье.

Тогда Макс задает свой вопрос: его интересует дама — уже в годах, элегантная, появляется в сопровождении девушки и молодого человека привлекательной наружности. Вошли в отель десять минут назад. Они — здешние постояльцы?

— Ну да, разумеется. Парень — это не кто иной, как сам Келлер.

Макс моргает не без растерянности. Молодой человек и девушка его как раз не интересуют.

— Кто-кто?

— Хорхе Келлер, чилийский гроссмейстер. Претендент на звание чемпиона мира по шахматам.

Макс наконец припоминает это имя, а Спадаро сообщает подробности. Приз Лучано Кампанеллы, который будет в этом году разыгрываться в Сорренто, учрежден туринским мультимиллионером, одним из основных акционеров «Оливетти» и «ФИАТ». Страстный поклонник шахмат, он, каждый раз выбирая какой-нибудь заметный итальянский город, а в нем — самый фешенебельный отель, ежегодно устраивает подобные турниры с участием первых шахматистов мира, получающих за это огромные деньги. Нынешняя встреча двух сильнейших — действующего чемпиона мира и претендента на это звание — будет длиться четыре недели и состоится за несколько месяцев до чемпионата мира. Победитель получает пятьдесят тысяч долларов, проигравший — десять, но, помимо крупной денежной премии, престиж турнира Кампанеллы высок еще и потому, что замечено: победитель этого матча неизменно одерживал верх и на чемпионате мира, завоевывая или сохраняя корону. Сейчас действующему чемпиону Соколову предстоит играть с Келлером, опередившим всех остальных соперников.

— Так этот юноша и есть Келлер? — удивленно спрашивает Макс.

— Ну да, он самый. Очень душевный малый, без фанаберии — не в пример прочим своим коллегам… Русский, надо сказать, малоприятный тип. Сидит у себя, как барсук в норе… вокруг всегда охрана…

— А она?

Спадаро неопределенно пожимает плечами; надо отдать портье должное — этот жест у него в ходу лишь по отношению к очень редкой категории постояльцев. К тем, о которых почти ничего не известно.

— Невеста. Но тоже числится в составе его команды. — Освежая память, портье листает книгу записи постояльцев. — Ирина ее зовут… Ирина Ясенович. Имя югославское, но паспорт у нее канадский.

— Нет, я имел в виду другую. Седая, коротко стриженная.

— А-а, это мамаша.

— Чья? Невесты?

— Келлера.

Новая встреча произошла два дня спустя, в танцевальном салоне. В тот день капитан устроил торжественный ужин в честь какого-то именитого пассажира, и протокол предписывал мужчинам сменить темный костюм или смокинг на узкий облегающий фрак с крахмальным пластроном и белым галстуком. Сперва пассажиры собрались в салоне и пили коктейли, слушая музыку, потом прошли в ресторан, а после ужина самые молодые или самые неугомонные снова и уже до глубокой ночи засели в салоне. Оркестр, как всегда, начал с нежных медленных вальсов, и партнершами Макса Косты уже раз шесть становились почти исключительно юные барышни и молодые дамы — категория пассажирок, интереса не представляющая. Лишь медленный фокстрот доставил ему некую англичанку — не первой молодости, но довольно хорошенькую, путешествовавшую вдвоем с подругой. Каждый раз, оказываясь в танце рядом с ними, он видел, что они перешептываются, подталкивая друг друга локтями. Англичанка была белокурая, пухленькая, может быть, несколько чопорная. И при этом немного вульгарная, если судить по тому, как обильно была она надушена «My Sin» и обвешана драгоценностями, — но танцевала неплохо. Впрочем, помимо красивых голубых глаз, у нее имелось и еще одно неоспоримое достоинство — деньги: подойдя, чтобы пригласить ее, Макс с ходу оценил лежавшую на столе золотую плетеную сумочку, да и драгоценности на первый взгляд казались хороши, особенно сапфировый гарнитур — браслет и серьги: камни в них тянули не меньше чем на четыреста фунтов стерлингов. Ее звали мисс Ханиби, как, сверившись со списком гостей, сообщил Максу распорядитель по фамилии Шмюкер (почти вся судовая команда и персонал состояли из немцев), с высоты полувекового опыта трансатлантических плаваний предположивший, что она, скорее всего, вдова или в разводе. Так что Макс, после нескольких туров тщательно изучив, как действует на партнершу неизбежно возникающая в танце близость в сочетании с безукоризненными манерами — ни единого неуместного движения, идеально выдержанная дистанция, корректность истинного профессионала — и с победительной мужской улыбкой, озарявшей его лицо, когда он подводил даму к ее месту и слышал покорное «so nice»,[7] — внес англичанку в список возможных жертв. Пять тысяч морских миль и три недели пути сулили многое.

На этот раз супруги де Троэйе появились вместе. Макс как раз отошел за вазоны с цветами, окаймлявшие эстраду, чтобы передохнуть, выпить стакан воды и выкурить сигарету. Оттуда он и увидел, как они входят, предшествуемые обходительным Шмюкером: держатся рядом, но жена идет чуть-чуть впереди, а за нею следует муж с белой гвоздикой на черном атласе лацкана, правая рука — в кармане, отчего слегка оттопыривается фрачная фалда, в левой — сигарета. Армандо де Троэйе, казалось, был глубоко равнодушен к тому, что публика встретила его появление с таким интересом. Что же касается его жены, то она будто сошла со страниц иллюстрированного журнала. Посверкивая жемчугами на шее и в ушах, уверенно постукивая высокими каблуками по настилу чуть покачивающейся палубы, она невозмутимо несла себя, и графически четкие, удлиненные и кажущиеся нескончаемыми линии статного тела угадывались под легким длинным дымчато-зеленоватым платьем (самое малое, пять тысяч франков в Париже, на рю де ла Пэ, наметанным глазом определил Макс): оставляя обнаженными руки, плечи и спину до самой талии, оно держалось на единственной тоненькой лямке на шее, открытой обольстительно высоко, до самого затылка. Восхищенный Макс сделал два вывода. Жена де Троэйе относится к числу тех женщин, чью элегантность оцениваешь с первого взгляда, а красоту — лишь со второго. И принадлежит к разряду дам, рожденных носить подобные платья так, словно это их вторая кожа.