Танго с манекеном - [32]

Чучо на ходу разглядел свободное место между припаркованными машинами и, почти не сбавляя скорости, виртуозно вписался между ними.

– Приехали. Лифт обычно не работает, нужно будет забираться пешком.

Подойдя к ближайшему дому, он нажал на одну из кнопок рядом с дверью и, когда в динамиках раздался женский голос, произнес что-то на испанском.

Дверь открылась, они прошли через небольшое фойе к лестнице, и по ней – четырьмя этажами выше. На лестничную площадку выходило несколько дверей, одна из которых была приоткрыта, и из нее доносились приглушенные звуки аккордеона. В проеме стояла темноволосая стройная девушка.

– Hola, nene, – сказала она, обращаясь к Чучо. – Que tal?

– Come siempre, guapa. Я с друзьями. Они не шумные. Пустишь?

– Если станцуешь, – улыбнулась она.

– Это шантаж, Сабин. Кто у нас сегодня?

– Ришар. Разве не слышишь?

– Удачно. Займись моими приятелями, я поднимусь к нему на минуту.

Чучо исчез, а Сабин предложила оставить на вешалке верхнюю одежду.

– Наверху тепло, – сообщила она, как будто они имели представление, о чем идет речь. – И потом – там Ришар. Он сегодня играет совсем новые вещи. Вы знаете Ришара?

– Думаю, что нет, – как бы извиняясь, ответила Мари.

Прихожая напоминала холл обычной, хотя и довольно просторной парижской квартиры. Было похоже, что у хозяев вечеринка – огромный стенной шкаф, превращенный в гардероб, был целиком занят куртками и плащами.

Из полутьмы возник Чучо и сделал им знак рукой. Они прошли по узкому коридору и по крутой металлической лестнице поднялись на широкую плоскую крышу здания, занятую разномастными столиками, каких миллион в парижских кафе. Между ними дышали жаром газовые обогреватели, а часть площадки была свободна, и там кружились несколько пар, перед которыми на простом стуле сидел, склонившись над аккордеоном, почти слившись с ним, грузный черноволосый человек, чем-то очень напоминавший огромного сосредоточенного шершня.

Вслед за Чучо они прошли через всю крышу к свободному столику в нескольких шагах от музыканта, прямо за которым светился ночными огнями Париж.

Что-то знакомое было в облике этого человека с аккордеоном. Где-то он уже был совсем недавно… Музыкант доиграл мелодию, поднял голову и, раскрыв глаза, огляделся по сторонам, будто вынырнул из сна.

Это был официант из «Ритца». Ну, тот, из бара Хемингуэя, где они встречались в первый день. Грег наклонился к Мари и, кивнув в сторону аккордеониста, прошептал:

– Ты поторопилась, сказав, что мы его не знаем. Узнаешь?

– Музыканта? Нет…

– Бар Хема. Официант.

– Да нет… Хотя похож… Но вряд ли.

– Точно, он. Я еще подумал тогда, какие музыкальные бармены попадаются. Он насвистывал Брубека, на пять четвертей, причем абсолютно верно.

– Не знаю… Странно это. Чучо, кто этот музыкант?

Чучо, сидевший вполоборота, отреагировал не сразу.

– Ришар? Это Ришар Галльяно. После Пьяццоллы таких можно по пальцам перечесть. Если зацепит, зайдите завтра в какой-нибудь магазин, купите его диски.

Галльяно вновь тронул клавиши.

Играл он так, что… Дело не в виртуозности, об этом Грегу судить было сложно. Дело в том, что он создавал вокруг себя мир, в котором жили, умирали, воскресали вновь, любили… Он мог заставить страдать или отрываться от земли, ревновать, ненавидеть, проникаться нежностью, испытывать страсть, парить в невесомости…

Перед ним танцевало несколько пар и некоторые, наверное, делали это неплохо, но сейчас Грег видел, точнее, слышал, чувствовал только музыку.

Лохматый шершень самозабвенно ткал ее сильными длинными пальцами, и не из нот, а из других материй – пронзительной ностальгии, едкой иронии, злой досады, из жажды, из странствий, из веры…

Грег был ошеломлен. Он не успевал понять, где заканчивалась одна мелодия и начиналась другая, а просто плыл по этим волнам, падая и поднимаясь с ними.

В какой-то момент он осознал, что слушает, закрыв глаза, а раскрыв их, увидел Мари и с неожиданной ясностью почувствовал, что она испытывает абсолютно то же, что он. И в этот момент музыка стихла.

– Ну, что же… – воспользовавшись паузой, Чучо обернулся к Мари. – Танго танцуют вдвоем. Если Грег не возражает, вы окажете мне честь?

Мари растерянно посмотрела на него, затем на Грега.

– Я…

– Ерунда, – перебил Чучо. – Слушайте музыку, и я вас поведу. Всего три возможных шага. Шаг вверх мы уже сделали, – он подмигнул Грегу. – Просто чувствуйте. Ловите мое следующее движение. У вас получится.

Галльяно взял первый аккорд. Чучо встал и протянул руку Мари. Они прошли всего несколько шагов до площадки, но этого было достаточно, чтобы Грег заметил, как резко изменился Чучо. Казалось, он стал стройнее и строже, хотя в этой строгости не было ни пафоса, ни наигрыша, движения его были гибкими и раскованными, и в них было достоинство.

Грег не взялся бы описать танец.

Вначале казалось, что главное в нем – забота и осторожность. Каждый из двоих будто помогал другому, боясь его испугать или обидеть, как будто они, наконец, встретились и только узнают друг друга. Потом они, как будто, слились, и появилась легкость. Они уже не подлаживались друг к другу, а были самостоятельны и независимы, но были вместе, вдвоем, и обоим это доставляло радость… Внезапно в музыке появились пронзительные ноты, она стала быстрее, и вдруг родилась страсть, которую теперь уже нельзя было скрыть. Казалось, что эти двое притягиваются друг к другу мощным магнитом, что тела их наэлектризованы, и между ними в любую секунду может вспыхнуть пламя. От этого становилось страшно и перехватывало дыхание.