Танго на троих - [46]

Судя по вытянувшейся физиономии главы семейства, он точно ничего не заметил. И, ободрённая его расстроенным видом, я продолжила:

– Я ухожу рано и прихожу поздно, чтобы не видеть никого из вас и не мешать никому. Так ведь, Эдуард Алексеевич? – я выжидающе уставилась на Пухляка.

Он заторможенно кивнул, снял очки и протёр своей футболкой стёкла.

– Диана, а вот то, что ты сейчас сказала про Артура – это правда? – Пухляк очень сильно разволновался, но я почему-то уверена – он знает, что я говорю правду.

– Эдик, ты вообще уже не в себе? – от негодования у тётки задёргалась щека. – Кого ты слушаешь? Вот эту лживую, наглую оборванку?

По-моему, это именно она сейчас не в себе.

– Наденька, но ведь надо же разобраться, – помрачневший хозяин дома поднял руки в успокаивающем жесте.

Но куда там разбираться – злобно ощетинившаяся супруга копытом роет напольное покрытие, и уже готова плеваться огнём.

– В чём тут разбираться, Эдик? Ты ослеп и оглох? Твоя дочь плачет, а твоего сына обвиняют бог знает в чём! Ты на чьей стороне, кого защищаешь? – визжит эта неадекватная тётка.

Мне даже стало немного жаль Снежаночку. Хлопая глупыми глазёнками, она испуганно вжалась в дверь и совершенно не понимает, что именно из-за неё прямо сейчас лопнуло хлипкое перемирие, и может разразиться кровавая бойня.

– Надя, я на стороне справедливости, и я пока никого не защищаю, и ничего не утверждаю, – терпеливо пояснил Пухляк. – Я лишь говорю, что собираюсь во всём разобраться.

И всё же мне показалось, что он раздражён… если такое состояние вообще свойственно Пухляку.

– Всё, я звоню маме, так больше не может продолжаться! – тётка рванула из комнаты, а присмиревшая Моль выпорхнула за ней следом.

– Диана, ты действительно обидела Снежану? – мягко спросил Пухляк.

– Не знаю, – я пожала плечами. – Ваша Снежана устроила мне допрос, а я ответила, что не хочу с ней разговаривать и посоветовала отстать от меня. Не думала, что она настолько ранимая. Но и отчитываться я перед ней не собираюсь.

Пухляк закивал, вероятно, соглашаясь с моим объяснением, и осторожно спросил:

– А-а… про Артура – это правда?

Вот чёрт! Мне теперь что – на Библии поклясться? Охотно верю, что доброму очкарику неприятно узнавать о подобных грешках сынули, но не я же его толкала на сомнительные подвиги. Или всё-таки я – своим присутствием? А даже если и так, тогда его тем более необходимо изолировать от общества, в котором столько раздражителей.

– Это было в самую первую ночь, когда я здесь осталась, – пояснила я Пухляку и, справедливости ради, добавила: – Но вряд ли он ставил для себя цель сломать мне руку – он просто сдёрнул меня за волосы с дивана, а я неудачно упала.

Глаза Пухляка наполнились ужасом, но в них хотя бы нет недоверия. И это обнадёживает.

– Но… Диана, почему же ты сразу всё нам не рассказала?

Тяжело вздохнув, я развела руками и снова сказала правду:

– Ну, а кто бы мне поверил? Вы же сами знаете, как все мне здесь «рады» и как относятся ко мне. Я не про Вас сейчас… И бабка ни за что не поверила бы – да она своего внука к лику святых готова причислить, и загрызёт за него. Ну и зачем мне ещё один враг? А к тому же, я боюсь Артура, ведь он и сейчас мне угрожает. Я бы, может, и дальше продолжала молчать, но не хочу пострадать ещё больше. Мне у вас очень плохо, Эдуард Алексеевич… – я перевела дыхание и понизила голос, – и очень страшно. Я и прихожу очень поздно, чтобы не столкнуться с друзьями вашего сына. Один из них, Игорь, каждый день сторожит меня у подъезда.

Вот я и исповедалась доброму и странному Пухлячку.

Он часто закивал, как болванчик, и, задумчивый, вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

И что теперь будет?

Этим вечером меня больше никто не побеспокоил. Ночью Артур ко мне не приходил, хотя я основательно подготовилась и ждала его. И в последующие три дня и три ночи родственники, казалось, просто забыли о моём существовании. И даже бабка звонить перестала.

Казалось бы, разве это плохо?.. Но как-то не по себе…

3

Гипс с моей руки наконец-то сняли! Она хоть и не болит, но ощущается будто чужая. Приходится постоянно её разрабатывать.

Сегодня я сама позвонила бабке и напросилась к ней на ночлег с пятницы на субботу. Завтра 9-е мая и мне хочется с девчонками посмотреть салют на площади, а до бабки, живущей в центре, от площади рукой подать. От неё и в школу утром будет удобнее добираться. Бабка согласилась, но при условии, что смотреть салют мы будем в присутствии взрослых. Подумать только – какая забота! Да кто бы ещё Дашку отпустил шляться по ночам! Поэтому праздновать мы будем в компании её родителей. Хорошо ещё, что не Янкиных – те вообще дремучие и суровые.

Ещё с вечера я решила, что завтра утром буду спать так долго, пока сама не проснусь. Сколько можно уже во все праздничные и выходные дни спозаранку убегать в никуда?!

А ночью я проснулась от страшного грохота. Теперь каждый вечер перед тем, как лечь спать, я возвожу перед дверью баррикады на случай вторжения Артурчика. И вот он вторгся!..

– Ты что, сука, тут наваляла перед дверью? – шипит Артур, потирая ушибленное колено. Он включил в зале свет, чтобы рассмотреть, на что налетел.