Танец убийц - [138]

— Делай, что тебе говорят, Никола, — приказал его брат. — Подумай, каково будет сестрам найти тебя мертвым на пороге нашего дома.

Вздохнув, Никола повиновался, и все направились к казармам Палилула, Танкосич во главе, оба арестованных в окружении живой стены из солдат. Немного погодя все услышали второй взрыв.

— Эти сволочи решили взрывать все подряд, — выругался Никодим.

Первый приступ ноющей боли сменился какой-то тупой бесчувственностью, которой, казалось Никодиму, страдал всю свою жизнь. Он вспомнил, как еще утром он видел Драгу, эту сердившуюся взъерошенную голубку, переполненную в то же время безграничной к ним любовью. Почему они должны были убить именно ее? Она никогда не делала никому ничего плохого.

— Тебе нужно было остаться в Париже, — сказал Никола.

— А тебе в Брюсселе, — ответил Никодим.

Никола с горечью рассмеялся:

— Мне надо было быть провидцем, когда я прощался в последний раз.

— Можете не болтать впустую, — со злостью сказал Танкосич. — Никакая ложь вам теперь не поможет.

— Я разговаривал не с Вами, — оборвал его Никола.

Молча они проследовали до казарм. Танкосич оставил братьев под охраной во дворе и отправился доложить о себе командиру полка полковнику Солеровичу. Полковник только что вернулся в казармы из дома, где он провел большую часть ночи. Он принадлежал к той группе офицеров, которых заговорщики причислили к так называемым «не вполне надежным», что означало: они не станут принимать активное участие в заговоре, но обещали при этом не предпринимать ничего против.

После двух взрывов в Конаке и сообщения от полковника Машина, что все идет по плану, Солерович поверил в успех путчистов и решил открыто примкнуть к ним. В то же время ему было крайне неприятно услышать от Танкосича об аресте братьев Луньевицей. Он знал об указании расстрелять братьев, но и спешить с этим не желал. Абсолютной уверенности, что путчистам удалось подавить сопротивление, не было; известие от Машина, поступившее около половины второго, тоже допускало различные толкования.

— Вы уже назначили расстрельную команду, господин полковник? — спросил Танкосич.

Полковник нервно побарабанил пальцами по столу.

— Не суетитесь, Танкосич. Не будем спешить.

— Зачем ждать, господин полковник? Даже если король и королева были бы живы…

— Значит, они еще живы! — вскинулся полковник.

Какое-то мгновение Танкосич размышлял, не расстрелять ли полковника. В качестве объяснения он всегда мог бы сказать, что полковник решил выступить против заговорщиков. Но, прикинув связанный с этим риск, решил прибегнуть ко лжи.

— Оба убиты, господин полковник, разорваны на куски зарядом, который взорвал лейтенант Лазаревич в их спальне. Могу назвать не меньше десяти свидетелей, видевших их трупы. — Увидев, что полковник все еще колеблется, он продолжал настаивать: — Мы должны покончить с братьями, господин полковник. Если не сделаем этого, вокруг них начнут собираться сторонники Обреновича. Так рисковать нам нельзя.

Полковник пожал плечами.

— Ну, хорошо, приведите их сюда.

Написанный рукой полковника Машина смертный приговор лежал еще с вечера в письменном столе полковника. Когда братьев привели, полковник достал лист бумаги, где приговор был изложен в трех коротких пунктах. Сдавленным голосом зачитал он его двум красивым молодым людям, стоявшим перед ним навытяжку.

Когда после первых слов стал ясен смысл всей церемонии, Никола бросил на брата испуганный взгляд. Никодим, пытаясь подбодрить брата, во время чтения приговора не сводил любящих глаз с лица Николы. Легкая снисходительная улыбка играла на его губах, как будто он слушал анекдот, соль которого была ему давно известна. Когда полковник закончил с перечислением всех вменяемых братьям преступлений против нации и объявил о назначенном им наказании, Никодим лишь спросил:

— Когда?

Полковник судорожно сглотнул:

— Сейчас.

Он ждал от братьев какой-то реакции, но ее не последовало.

— Не желаете ли вы сказать что-то в свою защиту?

Никодим отрицательно покачал головой.

— Нет. Какая от этого может быть польза?

Никола тоже сказал:

— Нет, ничего.

— Какие-нибудь последние пожелания?

— Разве что сигарету.

Никола тоже попросил одну.

— И еще одна просьба, господин полковник, — сказал Никодим. — Дайте команду, чтобы нас расстреляли вместе и вместе похоронили.

— Обе просьбы будут удовлетворены.

— Три, — поправил Никодим и стал загибать пальцы: — Сигареты, расстрел, похороны.

— Верно, три.

Побледнев, полковник приказал Танкосичу отвести арестованных во двор позади караульного помещения. Там находилась небольшая, окруженная с трех сторон высокими стенами лужайка, где с незапамятных времен казнили за различные преступления множество военных преступников.

— Вы помните тот воскресный вечер в «Калараце» на прошлой неделе? — спросил Танкосич Никодима, когда они шли вдоль здания.

Никодим бросил удивленный взгляд на это хищное, с каким-то волчьим выражением лицо — и тут же быстро отвел глаза. Это был не тот момент, который он желал бы взять с собой на тот свет.

— С чего это я должен помнить? — равнодушно спросил он.

— Вы заставили играть национальный гимн, и все офицеры должны были подняться в Вашу честь. Я тоже был среди них. Не припоминаете?