Танец убийц - [131]
С тяжелым сердцем смотрел Михаил на эту вакханалию. Слишком хорошо напомнили ему эти злодеи его самого: шесть лет назад он точно так же изрубил кровать Драги. Осознание того, что его ярость проявилась тогда точно в такой же варварской форме, как и у этих офицеров, наполнила его чувством стыда и раскаяния. У него нет никакого права презирать их, потому что он ни на йоту не лучше. В сущности, они все одинаковы — все сыновья неукротимого и бессердечного народа. Куда бы судьба их ни заносила, как бы долго они ни жили в цивилизованном окружении — вся их культура не более чем тонкий слой лака, который при первом прикосновении отлетал, обнажая грубую основу.
Из-за тяжелого от дыма, пота, окиси серы и разлитой парфюмерии воздуха спирало дыхание. Кто-то сорвал портьеры и распахнул окна. Разорванный шелк балдахина развевался на хлынувшем в комнату ветру. От одной небрежно поставленной свечи начала гореть драпировка туалетного столика королевы — драпировку содрали, огонь затоптали.
Свежий воздух и полное изнеможение заставили бунтарей наконец остановиться. С широко раскрытыми глазами они оглядывались кругом, до их сознания стало доходить, что вся их ярость обрушилась всего лишь на пустую кровать.
— Она удрала! Ее вообще здесь нет! — закричал Мишич.
— Далеко уйти она не могла. Постель еще теплая, — установил один лейтенант и повернулся к Лазе: — Они лежали здесь, пока Вы таскали нас по всему Конаку. — Он схватил генерала за ворот. — Где они прячутся?
Генерал Петрович отшвырнул его, как назойливую шавку.
— Откуда мне знать? После ужина я их больше не видел.
Богданович уже довольно долго нес службу в Конаке; у него не было доступа в королевские покои, однако он имел некоторое представление о здании, и поэтому указал на дверь в ванную комнату.
Все немедленно навалились на эту дверь, собираясь ее выломать, но, как выяснилось, при легком нажиме на дверную ручку дверь открывалась сама. Ванная, хотя и довольно просторная, не обнаруживала роскошества. Королевской четы здесь не было. Их не нашли ни в туалетной комнате, ни в соседней, прачечной, примыкавшей к ванной. Единственный выход вел в коридор, который заканчивался вестибюлем, где стояла охрана.
— Видит Бог, они сбежали, — подавленно сказал полковник Мишич.
— Что же дальше? — спросил кто-то.
— Нужно искать, где-то они должны были спрятаться.
Полковник старался держаться уверенно, но на его лице явно читалась некоторая растерянность. Пока король на свободе, он может связаться с остававшимся ему верным полковником Николичем, командиром Восьмого пехотного полка в Баньицких казармах и запросить помощь. В этом случае следовало считаться с тем, что солдаты Шестого и Седьмого полков узнают об истинных причинах выступления, восстанут против своих командиров и перейдут на сторону полковника Николича. Тот в свою очередь может легко соединиться со сторонниками Александра в Моравской дивизии в Нише.
Мишич отлично понимал, что государственный переворот само по себе слишком щекотливое дело и всегда содержит элемент неопределенности. Участникам дается только один шанс — если они его не используют, с ними будет покончено. Это между тем знали все люди его взвода, поэтому перспектива неудачного исхода начала действовать угнетающе. Сбившись в кучу, как овцы в непогоду, они испуганно озирались — но не перед врагом, а в поисках выхода.
— Они должны быть здесь, — с ожесточением повторил полковник Мишич. — Уйти они никуда не могли. С половины второго вся территория окружена. Если их нет в Старом Конаке, значит, они скрываются в Новом. Или в конюшнях. Или в каретном сарае. А как насчет сторожевых вышек? Их кто-нибудь уже осмотрел? Нет. Так вперед. Мы их все равно найдем.
Он энергичным шагом направился в вестибюль, за ним неохотно потянулись его люди.
Михаил последним покинул разгромленную спальню. То, что самого страшного до сих пор не произошло, укрепляло в нем надежду на благополучный исход этой ночи. Драга и король сумели, видимо, ускользнуть из дворца еще до того, как он был окружен войсками, и теперь в безопасности. Возможно, кровать была разложена и вещи кругом разбросаны исключительно для того, чтобы сбить заговорщиков с толку, и Михаил сомневался, что супруги еще находятся где-то на территории дворца. Они не смогли бы пройти через широкое пустое помещение между Старым и Новым Конаком — их обязательно заметили бы. Даже ночью это серьезный риск. Шум занятых поиском людей становился слабее, они, скорее всего, направились к выходу. Какой-то момент царила тишина, и вдруг послышались громкие крики:
— В Аписа стреляли! В Аписа стреляли!
Звали полковника Машина, врача; суетились в поисках, чем перевязать рану.
Михаил поспешил, насколько мог в темноте, на крики.
— Он убит? — спросил он первого, с кем столкнулся.
— Нет, — ответил офицер. — Выстрел в грудь. Сильное кровотечение. Он был еще на ногах, когда мы его нашли, только облокотился о стену. Нас послали на чердак посмотреть, что случилось. Там мы его и нашли. Лейтенант Богданович отправился за доктором Гашичем.
Апис лежал на диване в кабинете генерала Лазы. Тело капитана Мильковича, не долго думая, переложили на пол, чтобы освободить место для Аписа. Он лежал, задыхаясь и дрожа, но находился в полном сознании, когда вошел Михаил и спросил:
Летней ночью 1904 года при пожаре сгорает дом в имении графа Николаса Каради недалеко от Будапешта. В огне погибает его молодая жена, красавица Беата. Казалось, что весь смысл жизни молодого офицера Генерального штаба австро-венгерской армии навеки разрушен. Со всех концов империи на похороны съезжаются родственники и друзья Николаса. Из Берлина приезжает Ганс Гюнтер барон фон Годенхаузен, майор лейб-гвардии полка кайзера Вильгельма II со своей женой Алексой, сестрой-близнецом погибшей Беаты. Николас, который до этого никогда не видел Алексу, был потрясен ее сходством с сестрой.
От издателяДесять офицеров австро-венгерской армии — выпускники военного училища, девять из которых досрочно произведены в капитаны и переведены в Генеральный штаб, — в ноябре 1909 года получают по почте образцы якобы чудодейственного средства, повышающего мужскую потенцию. Один из адресатов принимает капсулы и умирает на месте. Кто является преступником, каковы его мотивы? Может, за этим кроется зависть, ненависть и ревность?Книга известной в Европе писательницы Марии Фагиаш «Лейтенант и его судья», ставшая в свое время во многих странах бестселлером, на русском языке издается впервые.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.