Танец с богами и драконами - [54]

Кроме высокого роста, Эзерг Утиол ничем не отличался от любого своего соплеменника: правильные черты лица, собранные на затылке в хвост длинные волосы цвета меди, пронзительный взгляд золотисто-зеленых глаз. Если бы его рот не был заклеен скотчем (чтобы, очнувшись, эльф не учинил какую магическую пакость), он наверняка бы брезгливо кривился – как же, грязные людишки и волосатые гномы без его собственного на то позволения имеют дерзость навязывать свое общество первородному.

Матео молча посмотрел на Бедрика. Тот, изобразив на лице полное понимание и готовность к действию, сорвался с места, забежал пленному за спину, на ходу извлекая нож из складок своего черного балахона, и аккуратно, чтобы не поранить бедолагу, разрезал одноразовые пластиковые наручники, сковывающие его запястья.

Получив свободу, Эзерг встряхнул руками и помассировал затекшие кисти. Когда кровоснабжение конечностей восстановилось, он поднес правую руку ко рту, своими длинными музыкальными пальцами зацепил кончик липкой ленты и неожиданно резко дернул. Физиономию эльфа перекосило от боли, однако он стойко перенес устроенную самому себе пытку, и уже через мгновение его лицо приобрело прежнее чванливо-высокомерное выражение.

Пренебрежительным взглядом он обвел присутствующих. Когда наши глаза встретились, Эзерг Утиол весь напрягся, затем криво ухмыльнулся и с печалью в голосе констатировал, не обращаясь ни к кому конкретно и одновременно ко всем сразу:

– Даже не верится, что из-за этого пронырливого ублюдка сорвалась такая операция.

Признаться, я был здорово шокирован. С одной стороны, на «ублюдка» стоило бы и обидеться, с другой – мне явно отвалили щедрый комплимент, признав тот факт, что скромному вору удалось разрушить тщательно отработанный не одним десятком мудрых остроухих голов коварный план, направленный на порабощение рода людского и уничтожение народа горного. По всему получается, что любому, кто в данный момент находится рядом со мной, выпала исключительная возможность лицезреть истинного героя, и не просто героя – спасителя Мира. Я даже зажмурил глаза в предвкушении шквала аплодисментов, горячих поздравлений и моря цветов. Однако никто даже не посмотрел в мою сторону – все взгляды были сосредоточены на долговязой фигуре эльфа.

«Все-таки спасать кого-то – дело неблагодарное, – решил я про себя. – Спасибо никто не скажет, максимум, что тебе светит, – причисление народной молвой к лику крутых мужиков, которых нужно опасаться и обходить за версту».

Не дождавшись всенародного признания, я все-таки решил обидеться на оскорбительные слова пленного и высказать все, что о нем думаю.

– Эй, полегче в выражениях! – громко воскликнул я. – К сожалению, мне не известны имена моих родителей, но это не дает никому права оскорблять их светлую память. Лучше посчитай, сколько мужиков, кроме твоего рогатого папеньки, перебывало в постели твоей любвеобильной матушки перед тем, как тебя зачали, и крепко подумай, кто на самом деле из нас двоих истинный ублюдок?

Саданул, что называется, не в бровь, а в глаз. При всей сексуальной распущенности эльфов им очень не нравится, когда кто-то глумится над их жизненными устоями. Вполне возможно, в душе они осознают и порицают порочную откровенность своих семейных отношений, хотя с физиологической точки зрения эта распущенность вполне объяснима – зачатие ребенка в эльфийской семье явление крайне редкое и зависит от совпадения бесчисленного количества случайных факторов физического и психоэмоционального состояния партнеров. Именно для того, чтобы увеличить вероятность появления на свет полноценного потомства, эльфы вынуждены вступать в сложнопереплетенные полигамные связи, но все эти объективные причины в данный момент меня интересовали меньше всего. Моя честь была задета, и ответ мой был вполне адекватным.

С превеликим удовольствием я любовался тем, как отреагировал на мои слова высокомерный эльф. Кожа его лица побледнела от гнева, без того тонкие губы превратились в две еле заметные ниточки, в его огромных по человеческим меркам глазах вспыхнуло адское пламя ненависти. Он обратил на меня свой взор и, с трудом сдерживая рвущуюся наружу ярость, громко прошипел:

– Глумись, сын шлюхи, пользуйся моим беспомощным положением! Когда тигр заперт в клетке, любая мартышка может корчить из себя героя! Хотелось бы мне посмотреть на тебя отважного, повстречайся мы с тобой где-нибудь лицом к лицу без всех этих, – он обвел рукой толпу гномов и магов и нехорошо ухмыльнулся, – свидетелей.

– В чем же дело? – завелся я.

– А в том, что, если бы ты был настоящим мужчиной, то вместо того чтобы обливать пленного словесными помоями, спрятавшись за чужими спинами, попробовал разобраться со мной по-мужски.

– Ты хочешь сказать, что бросаешь мне вызов?

Эзерг Утиол прилюдно обвинил меня в трусости и неспособности постоять за свою честь, а этого Коршун никогда и никому не прощал.

– Да, – кивнул эльф. – Я бросаю тебе вызов.

– Хорошо. Я его принимаю, – как-то само по себе вырвалось у меня. – Будем драться…

И тут я осекся, осознав, какую глупость совершил.

Мне хватило одного мимолетного взгляда на торжествующую физиономию Эзерга Утиола, чтобы понять – эльф с самого начала вел замысловатую игру. Цель этой игры заключалась в том, чтобы спровоцировать главного виновника всех его несчастий на поединок. Поняв, что проиграл, и шкатулки, а вместе с ней мирового господства остроухим не видать, как своих острых ушей, хитроумный эльф решил покинуть этот мир с помпой и вдобавок прихватив вместе с собой злейшего врага. И шансов для воплощения своего коварного замысла у него было намного больше, чем у меня остаться в живых.