Танец над пропастью - [16]
Но полиция появилась раньше. Сразу за ними – следователи, целых два. Рита предположила, что, узнав о том, что придется иметь дело с известной личностью, их начальство решило сразу обеспечить «подкрепление». Надо сообщить, что она в некотором роде является их коллегой: в этом случае они проявят больше рвения и уважения, чего не дождаться обычным гражданам, не имеющим отношения к юриспруденции. Рита также знала, что сделают они это отнюдь не из-за цеховой солидарности (этот народ ненавидит адвокатов, как бык – красное полотнище тореадора), а из страха быть обвиненными в чем-нибудь кем-то, знающим закон. Два следователя и эксперт тщательно облазили кабинет и пришли к выводу, который напрашивался сам собой: Григорий Сергеевич умер в результате падения, ударившись об угол тяжелого стола. Он выпил приличное количество спиртного и, скорее всего, оступился.
– Ваш отец часто выпивал? – спросил следователь по фамилии Иванченко. Он был старшим из двух и, соответственно, взял на себя роль ведущего.
– Обычно в компании, – тихо ответила Рита. – Редко – в одиночку, как сегодня.
Она вовремя прикусила язык, едва не начав объяснять, почему именно в этот день дело обстояло иначе. Рита могла бы сказать, что отец, скорее всего, напился из-за ссоры с Игорем и неясной перспективы в отношении «Камелота», ведь Григорий Сергеевич сам лишил себя ведущего танцовщика. Но она не стала этого делать: незачем вовлекать людей, не имеющих отношения к несчастному случаю.
В этот момент в коридоре раздались быстрые шаги, после чего последовала короткая перебранка за дверью, и в кабинет влетел Митя. Он выглядел взъерошенным, однако почти трезвым.
– Кто вы? – резко поднимаясь со стула, спросил Иванченко.
– Танцовщик нашей труппы… вернее, труппы отца, – быстро пояснила Рита. – Это я его вызвала.
– Значит, это правда?
На лице Мити недоверие сменялось пониманием: тело Григория Синявского, все еще лежащее на полу, не оставляло места воображению. Рита только кивнула.
– Я могу что-нибудь сделать? – сглотнув комок в горле, спросил Митя, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в частности.
– Можете, – кивнул Иванченко. – Вы можете отвезти Маргариту Григорьевну домой: она вряд ли сейчас сможет сама сесть за руль.
Ее удивила неожиданная забота со стороны следователя. Интересно, неужели она действительно выглядит так плохо, что он сделал подобное предположение? Однако возражать Рита не стала, дабы не возбуждать ненужных вопросов.
Идя к машине в сопровождении Мити, она пыталась вспомнить, о чем они с отцом говорили в последний раз, но не смогла – как обычно, о делах, скорее всего. С тех пор как ей стукнуло двенадцать и она бросила хореографическое училище, отец перестал интересоваться ее судьбой. Исключением стал роман с Игорем, до которого, как выяснилось, ему было дело! Беседа со следователями совершенно вымотала Риту, кроме того, она с ужасом ждала момента, когда придется разговаривать с матерью. Слава богу, самое страшное она ей уже сообщила, но Риту беспокоило то, как странно спокойно мать отнеслась к известию о гибели мужа – неужели у отца не осталось никого, кто скорбел бы о его безвременной кончине? Неужто даже Наталья Ильинична, прожившая с ним столько лет, воспринимает гибель Григория Сергеевича как освобождение? Рите стало страшно. Она плохая дочь. Другая на ее месте билась бы в истерике, проклиная несчастное стечение обстоятельств!
Сидя в Митиной машине и глядя в окно, за которым проплывал ярко освещенный центр города, Рита поймала себя на том, что думает вовсе не о смерти отца и даже не о предстоящей беседе с мамой, а о том, что теперь делать с театром. А главное – с «Камелотом», ведь деньги вложены, люди задействованы, а билеты распроданы: как только стало известно, что в шоу примет участие Игорь Байрамов, народ словно с ума сошел, и продажи резко возросли. Не может же она, Рита, взять дело в свои руки – да она понятия не имеет, как управлять таким сложным организмом, как театр!
Уже в подъезде Рита вдруг остановилась и, не чувствуя в себе сил сразу подняться наверх, присела на подоконник. Митя, не задавая вопросов, прислонился рядом к стене и вытащил пачку «Парламента».
– Дай сигаретку, – попросила Рита. Она не курила со студенческих времен, когда они с сокурсницами, спрятавшись в туалете, дымили одной сигаретой на всех, давясь и кашляя. С тех пор она ни разу не чувствовала потребности покурить, но сейчас это казалось необходимым.
Рука Мити легла ей на плечо, и Рита вздрогнула от неожиданности, совершенно забыв о том, что он находится рядом.
– Эй, я тут, – сказал он. – Я буду оставаться с тобой столько, сколько нужно. Тебе не придется проходить через это в одиночку!
Его милое лицо было так близко, и Рита сама не заметила, как оказалась в Митиных объятиях. Они были крепкими, словно он боялся ослабить хватку, чтобы она не выскользнула из его рук. Его мягкие губы прошлись по ее шее, горячее дыхание обожгло ухо. Ей стало тепло и безопасно, как давно уже не было, и Рита ощутила, как тяжесть в горле и груди, появившаяся с той минуты, как она увидела тело отца, постепенно отпускает.
